Вороны давно уже выклевали их глаза, шакалы и степные лисицы обглодали их кости. А он, Тимуджен, победил всех своих врагов и теперь сидит на прекрасном найманском жеребце, ожидая, когда вожди племен и народов принесут ему изъявление своего почтения и покорности. Он, Тимуджен, ведет в бой десятки туменов, никто не может противостоять мощи его войска, границы его державы с каждым годом расширяются, и будут расширяться, пока есть куда скакать низкорослым монгольским коням, будут расширяться до пределов мира, до последнего моря, в которое на закате погружается солнце.
Тимуджен открыл глаза, услышав, как гулко и мощно затрубили трубы из рогов яка.
От каждого становища, от каждого лагеря бесчисленных степных племен отъехали всадники в нарядных одеждах, в дорогих парадных доспехах, собрались в один отряд и медленно, торжественно подъехали к подножию холма, на котором ждал их Тимуджен в окружении своих преданных нукеров, отборных багатуров из его сторожевой сотни.
У подножия холма вожди и старейшины спешились, отдали поводья коней молчаливым воинам, дальше пошли пешком, демонстрируя ему покорность и уважение.
В десяти шагах остановились, сняли шапки. Вперед вышел старый найман Удженчи, мудрый, как столетний ворон. Подошел к Тимуджену, коснулся стремени его коня, поклонился.
– Приветствую тебя, Тимуджен, сын Есугей-багатура! Приветствую тебя, великий воин, властитель тысячи народов!
Тимуджен вспомнил, что уже слышал эти слова.
Он вспомнил старика, которого встретил в степи, на пути к кочевью хунгаритов. Вспомнил разговор у ночного костра и доносящийся из степи волчий вой.
Собственно, он никогда и не забывал ту ночную встречу. Ему напоминал о ней головной обруч из тусклого серебристого металла, обруч, украшенный красным камнем, с которым он никогда не расставался, который он прежде носил в своем походном мешке, в своей седельной сумке, обруч, который теперь возил за ним преданный воин-кереит, христианин по имени Джалия.
Главное, что он сохранил в память о той встрече помимо серебристого венца – уважение к вечным законам степи.
И старый найман Удженчи словно прочитал его мысли, как открытую книгу, написанную мудреными китайскими письменами, читать которые найманы большие мастера.