Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве

12. Ёрш → это название смеси водки с пивом. В кружку 0,5 л наливается на дно 200 г. водки, а сверху наливается пиво. Количество водки и пива выбирается на усмотрение пьющего.

13. Шелестенье → Я понимаю, что во время выпивки стали собирать деньги еще раз выпить (добавить) и шелестели денежными купюрами.  – значит издавать бумагой звук → синоним – шуршать (проведи листом бумаги по листу бумаги, и ты услышишь ).

Эржи! Насчет и «клятвы на Воробьёвых горах» я не в курсе, но постараюсь узнать, может кто знает. Тогда я тебе напишу! Вот пока все ответы на твои вопросы. Если возникнут еще, не стесняйся, пиши мне, я со своей стороны помогу, как сумею!

‹…›

Крепко Целую Вас Всех

Всегда Ваш Саша Л.

14. 12. <19>88

‹…›

P. S. S. Дорогая Эржичка! Саша не велит мне читать написанное письмо, но твое обращение о помощи показал мне[724].

Могу только добавить следующее:

1. потроха (с потрохами) – единств<енного> числа нет, переводится «как бы все целиком и полностью» (потроха – это внутренности – желудок, печень, легкие).

2. «Клятва на Воробьевых горах» – это упоминание клятвы Огарева и Герцена на Воробьевых горах (Ленинские горы, где университет) бороться против зла, насаждать добро. Есть об этом – написано в «Былое и думы» Герцена.

…о Венедикте Ерофееве

<Без подписи> Странник, играющий под сурдинку [725] (О Венедикте [726] Ерофееве)

Венедикт Ерофеев родился в 1938 году. После окончания средней школы в разное время учился в МГУ и Владимирском пединституте на филологических факультетах. Обладая глубоким умом, феноменальной памятью, все годы студенчества В. Ерофеев набирался премудрости, чтобы некогда, может быть, неожиданно для самого себя, начать приносить полновесные литературные плоды. Много читал, конспектировал, составил две рукописные антологии русской поэзии конца XIX – начала XX века. Тогда же возник глубокий интерес к истории Руси, к проблемам древнерусской литературы и постоянная страсть ко всему, связанному с античностью и ранним христианством. Венедикт самостоятельно изучил латынь в такой степени, что мог читать классиков при помощи маленького словарика Соболевского. На эту же пору падает его увлечение музыкой. Три тома истории русской музыки были неразлучны с ним при всех его скитаниях и переездах.

Учеба в институтах перемежалась с работой на самых разных предприятиях[727]. Приемщик стеклотары на Смоленской площади в Москве, истопник в городе Славянске на Украине, сторож магазина в Орехово-Зуеве, дорожный рабочий во Владимире, последние восемь лет – монтажник небольших[728] линий связи в Могилевской, Орловской, Брянской, Витебской, Тамбовской и прочих областях. Отличаясь незаурядной физической силой и моральным здоровьем, он без ущерба для своей личности опускался в те годы на дно, всплывал на поверхность, пил за семерых, не утрачивая при этом ясного аналитического ума и благородства души.

На становление его литературной манеры огромное влияние оказали (как и на все поколение, к которому В. Ерофеев принадлежит), Ибсен, Гамсун, французские символисты. Но первочтением всегда оставались Библия и русские поэты. И конечно же – Достоевский в[729] море литературы, связанной с ним. При всей безалаберности быта, небезнаказанном игнорировании иерархической стороны жизни, В. Ерофееву посчастливилось знать многих интересных людей.

Несмотря на легкую ранимость, душевную незащищенность, «нервы навыпуск», как он говорит о себе, в его сознании преобладает рационалистическая сторона – отсюда склонность Ерофеева к пародированию вся и всех: от великих событий прошлого до частных случаев современного быта. Но видеть смешное, уметь находить его в самых мрачных и, казалось бы, самых значительных сторонах повседневности для Ерофеева не самоцель – это одна из возможностей преодолеть трагический разлад с собой, с миром, временем.

Годы бесприютной жизни не прошли даром. Эпидемия алкоголизма, захватившая современную Россию, не пощадила и этого человека – занесла над ним свою смертную длань[730].

Первым крупным произведением В. Ерофеева были «Заметки психопата» (1956–1957 годы), написанные для узкого круга приятелей и до такой степени лишенные привычного «литературного такта» и ординарности, что ни о какой публикации их не могло быть и речи…

Последовавшая затем повесть о быте студентов Орехово-Зуевского пединститута вобрала на свои страницы всю пьянь этого текстильно-промышленного городка (1961 год).

Придавая повествованию форму евангельской притчи, В. Ерофеев тем самым показывал трагическую ценность даже такой, погрязшей в клопах и блевотине бытовщины.

В 60‐х годах бестселлером владимирского студенчества стала «Благая весть» В. Ерофеева, попытка забористым и трагическим слогом написать «Коран» русского экзистенциализма – попытка, заранее обреченная на неуспех.