Великий Гусляр т.1

Долгое время в Великом Гусляре не происходило событий гражданского звучания. Пришельцы залетали туда из любопытства или из вредности, в крайнем случае в поисках галактического братства. Изобретения или стихийные бедствия случались бесконтрольно к социальному развитию города. А события областные или республиканские гуслярских дел не затрагивали.

Это было возможно до тех лишь пор, пока скорость развития нашего общества могла не ощущаться не только в Великом Гусляре, но и в Калуге. Как только эпоха застоя зашаталась, пошла трещинами, хоть на вид еще аппаратный корабль был непотопляем, некоторые новые веяния докатились и до Гусляра — все же там люди жили, а не картонные персонажи фантастических рассказов.

И тут, как только я поддался этому веянию, реакция на гуслярские рассказы, столь благожелательная и улыбчивая в первой половине семидесятых годов, в большинстве редакций стала куда более сдержанной. Доходило до случаев курьезных. Написал я как-то рассказ «Ленечка-Леонардо», а мне в журнале говорят:

— Голубчик, мы отлично понимаем, на какого Ленечку ты намекаешь. Тебе-то что, ты писатель, лицо безответственное. А нам надо держаться за свое место — ведь если нас выгонят, то и тебе негде будет печататься.

— Клянусь вам, — сопротивлялся я, — у меня Ленечка новорожденный и очень талантливый, а Ленечка, на которого вы намекаете, совсем пожилой, и таланты его ограничиваются областью художественной литературы.

— Поменяй Ленечке имя! — умоляли друзья-редакторы.

Честно говоря, давая имя герою-младенцу, я не вспомнил о Брежневе. Как и о миллионах Леонидов, живущих в нашей стране, каждый из которых имел право обидеться на меня за использование своего имени (к счастью, в те дни совершенно безболезненно прошел мой рассказ под ныне сомнительным названием «Если бы не Михаил»).

Мало-помалу отношение в издательских сферах к милому моему сердцу городку менялось к худшему. Я и не помышлял о складывании пальцев в кармане в фигу, а ее уже усматривали сквозь плотную брючную ткань.

Наступил день, когда мне пришлось впервые услышать фразу:

— Принесите что-нибудь, только не гуслярское.

— Почему?

— Потому что Гусляр — не настоящая фантастика.

А так как рассказы порой имеют обыкновение писаться сами по себе, без авторского разрешения, то у меня в столе начали накапливаться совершенно невинные, но географически опороченные рассказы.

«Ленечке-Леонардо» повезло больше. Хоть я капитулировал, махнул рукой и согласился, чтобы после двухлетнего «вылеживания» он вышел под названием «Лешенька-Леонардо». Но при первой же возможности, включая его в сборник, я вернул рассказу первоначальное название.