Великий Гусляр т.1

К числу рассказов, которые увидели свет через много лет после того, как были написаны, относится и «Черная икра». Но повод, помешавший рассказу появиться на страницах журнала «Химия и жизнь», для которого он был написан, оказался для меня неожиданным. Полежав некоторое время в редакции, рассказ вернулся с резолюцией, возражающей против публикации ввиду того, что рассказ наносит оскорбление (может, не так сильно — скажем, обиду) светлой памяти академика Несмеянова и его сотрудников, прославившихся изобретением синтетической черной икры, которая, к сожалению, получилась почти такой же хорошей и питательной, как настоящая, но уступала ей в чем-то неуловимом… И хоть даже была дешевле, не стала более популярной.

Я менее всего хотел наносить ущерб репутации академика Несмеянова и осмеивать его черную икру. Моя черная икра соперничать с настоящей синтетической не намеревалась.

Но редакторское слово сказано — вылетело в чистый воздух… Не догонишь. Так и остался рассказ бесхозным.

Несмотря на относительную дешевизну, консервативные гуслярцы вяло покупали баночки с изображением осетра и надписью: «Икра осетровая». Острое зрение покупателей не пропустило и вторую, мелкую надпись: «Синтетическая».

Профессор Лев Христофорович Минц знал, что по вкусовым качествам она практически не отличается от настоящей, по питательности почти превосходит ее и в отличие от натуральной абсолютно безвредна. Поэтому профессор соблазнился новым продуктом.

Вечером, за чаем, Лев Христофорович вскрыл банку, намазал икрой бутерброд, осторожно откусил, пожевал и признал, что икра обладает вкусовыми качествами, питательностью и безвредностью. Но чего-то в ней не хватало. Поэтому Минц отложил надкусанный бутерброд и задумался, как бы улучшить ее. Потом решил, что заниматься этим не будет — наверняка эту икру создавал целый институт, люди не глупее его. И дошли в своих попытках до разумного предела.

— Нет, — сказал он вслух. — Конкурировать мы не можем… Но!

Тут он поднялся из-за стола, взял пинцетом одну икринку и отнес к микроскопу. Разглядывая икринку, препарируя ее, он продолжал рассуждать вслух, эта привычка выработалась в нем за годы личного одиночества.

— Рутинеры, — бормотал он. — Тупиковые мыслители. Икру изобрели. Завтра изобретем куриное яйцо. Что за манера копировать природу и останавливаться на полпути?

На следующий день профессор Минц купил в зоомагазине небольшой аквариум, налил в него воды с добавками некоторых веществ, поставил рядом рефлектор, приспособил над аквариумом гроздь радоновых ламп и источник ультрафиолетового излучения, подключил датчики и термометры и перешел к другим делам и заботам.

Через две недели смелая идея профессора дала первые плоды. Икринки заметно прибавили в росте, и внутри них, сквозь синтетическую пленку, с которой смылась безвредная черная краска, можно было уже угадать скрученные колечком зародыши.

Еще через неделю, когда, разорвав оболочки, сантиметровые мальки засуетились в аквариуме, профессор отправился к мелкому, почти пересыхающему к осени пруду за церковью Параскевы Пятницы и выплеснул туда содержимое аквариума.

Вода в прудике была грязной, потому что окрестные жители кидали в него что ни попадя и сливали воду после стирки. Так что в прудике даже лягушки не водились.

Стоял светлый, ветреный весенний день.

Минц, прижимая пустой аквариум к груди, вышел на дорогу и остановил самосвал.

— Чего? — спросил мрачный шофер, высовываясь из кабины и глядя сверху на пожилого лысого мужчину в замшевом пиджаке, обтягивающем упругий живот. Мужчина протягивал к кабине пустой аквариум.

— У меня садик, — сказал лысый. — Вредители одолели. Травлю. Отлейте солярки.

Полученную солярку профессор тут же вылил в прудик. Он понимал, что совершает варварский поступок, но прудику придется потерпеть для науки.