Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

В 1609 году султан Ахмет I, тот самый, что первым стал заточать своих братьев в Клетку, принялся опустошать свою собственную империю, чтобы построить мечеть своего имени, известную также как Голубая. Началу строительства не помешали возражения богословов, утверждавших, что султану следует строить мечети исключительно на средства, полученные в результате завоеваний. Ахмедийе стала главной мечетью империи, любимой мечетью народа и одной из главных достопримечательностей Стамбула. У нее шесть минаретов (богословы утверждали, что это противоречит канонам). Ее двор был самым большим во всей империи. Но при этом казалось, что огромная масса здания давит на него, сплющивая и сжимая традиционные элементы внешнего облика мечети, которые выглядят столь изящно в находящейся неподалеку Сулейманийе, что была построена Синаном для Сулеймана Великолепного столетием раньше. Барабан купола у Голубой мечети меньше, напряжение, рождаемое пропорциями, не такое сильное, орнаменты — не такие безупречно правильные. На украшение мечети уходила продукция всех до единой изразцовых мастерских Изника — и все же большая часть интерьера лишь выглядит покрытой изразцами: при ближайшем рассмотрении оказывается, что плитки нарисованы. Внутри Ахмедийе, как и в большинстве других мечетей, хранилось огромное количество страусиных яиц, которые привозили из хаджа паломники. Повсюду были лампы и стеклянные вазы: в одной — маленькая модель галеры с полной оснасткой, в другой — макет самой мечети, в остальных — «великое множество безделиц подобного рода», по выражению Тевено. На отделку интерьера ушли горы изразцов, далеко не все из которых делались «по мерке», а многие просто растаскивались из других зданий; на одну только галерею над центральным входом ушло 21 043 штуки. Мечети требовалось такое великое количество материалов, что она пожирала весь камень, мрамор и изразцовую плитку, производившиеся в империи, и на время все остальное строительство полностью прекратилось. Не прошло и двух десятков лет, как с переливчатыми изразцами Изника произошли заметные перемены. Пылающий красный цвет превратился в коричневый, зеленый — в голубой, белый потерял свою снежную чистоту, погрязнел и пошел пятнами; глазурь стала шершавой на ощупь. Былое совершенство анатолийских изразцов было утрачено навсегда.

Константинополь был очень плотно застроен, и находить новые участки для строительства становилось все труднее. Вдоль берегов Босфора тянулись дворцы удачливых пашей. Кантемир рассказывает, что приобрел один из них по дешевке, когда в 1684 году город охватил страх перед вторжением, а позже, пребывая в изгнании, слышал, что он достался сестре султана. «Попробуйте представить себе мечети, минареты, позолоту, кипарисы, воду, голубое небо, лодки, Галатскую башню, Топхане, Рамазан, соединенные в единое целое… Ваше воображение ни за что не сможет нарисовать такой город», — писал Теккерей в 1853 году, решив составить «удивительный список» элементов, составляющих ткань города-лабиринта, осмотреть который у него не было времени. Леди Мэри Уортли Монтегю, жившая в Константинополе в 1717 году, попыталась вкратце описать то, что ей в отличие от Теккерея осмотреть удалось: «Очаровательная смесь садов, сосен, кипарисов, дворцов, мечетей и домов, глядящих поверх друг друга». Леди Мэри признается, что вид города вызвал в ее воображении «очень странный образ, дающий точное представление о Константинополе: в высшей степени искусно украшенный шкафчик, полки которого заставлены жестяными чайными коробками, кружками, маленькими чашечками и подсвечниками».

Жил ли когда-нибудь на свете военачальник более причудливого облика, чем отличившийся в войне с поляками в конце XVII века толстяк Шишман, каждый год обращавшийся к хирургу-французу, чтобы тот вырезал ему излишки жира, пока наконец не лопнул? Удавалось ли кому-нибудь в истории пережить столько жен и обзавестись таким количеством потомков, как венецианцу из Смирны, который умер в возрасте 115 лет?[64] В 1717 году, потерпев поражение от русских под Полтавой, в Константинополь бежал шведский король Карл XII. В городе он прожил около года, пытаясь убедить империю заключить с ним союз и договориться о безопасном возвращении в Швецию. Враги Карла настаивали на его экстрадиции, однако османские власти дали понять, что выдавать гостя не собираются. Судьба послала османам шведского короля и создала вокруг него любопытную дипломатическую коллизию, вмешиваться в которую — не их дело, и ни уговорами, ни угрозами невозможно было заставить их изменить приятое решение.