– Крайние… они приняли Имира, – пробурчал Швед. – Это не мораль и не заповеди, наоборот, это их отсутствие. Край – это отказ от человека в себе, капитуляция перед Лесом, перед Имиром. Вот такая штука. А отказ от себя – это хуже, чем рабство.
Швед сплюнул и чуть ускорил шаг. Оторвался от спутников на десяток шагов и снова пошел в прежнем темпе. Ему нужно было в одиночестве что-то обдумать. Алекса это не удивило, он хорошо знал привычки отшельника. А вот Яна насторожилась:
– Чего это он? Обиделся, что ли? Мы же ничего такого не сказали?
– Переживает. Не обращай внимания. Он скоро отойдет. Просто отказ от себя – для него больная тема. Он опасается, что сделал что-то не так, что Варяг сам отказался от памяти, нарочно. И не может Варягу этого простить. Видишь, мы идем за его прошлым. Швед – наш, сегодняшний – готов за память отдать все, что угодно. Он и хочет, и боится наткнуться на что-то постыдное. Но все равно идет. А крайних он недолюбливает именно за то, что они добровольно отказались от всего. От человеческой памяти, морали, достоинства. Променяли все на дары Леса.
– А-а-а… вообще-то эти, из Края, на самом деле ничего, люди как люди. Нормальные с виду. Подумаешь, от прошлого отказались!
– Так вот я к чему это все говорю, – гнул свое Алекс, – выходит, наша цивилизация была неправильной, если от нее так легко отказываются? Но до определенного момента казалось, что такое просто невозможно. Момент… этот самый момент, в который все переменилось. Почему он пришел? Я думаю, где эта точка, в которой наш привычный мир сломался? Что-то случилось…
– Стреляют, – перебила его Яна. – Слышишь?
Швед уже остановился и, склонив голову набок, вслушался в звуки перестрелки. Несколько одиночных, автоматная очередь, еще одна, опять одиночные…
– Идемте посмотрим, – бросил Швед через плечо. – Спросим, не можем ли чем-нибудь помочь. Но сперва убедимся, что нас не хотят пристрелить.
Часть третья
Бесы
Глава 14
Череп на цепочке
Троица свернула с грунтовой дороги и торопливо зашагала к лесополосе, из-за которой доносились выстрелы. Потом раздался кабаний рык, и Швед перешел на бег. Алекс побежал за ним. Рядом, сопя, бежала Яна.
Продравшись сквозь кустарник, густо поднявшийся на опушке, Алекс следом за Шведом вылетел на своеобразную просеку, проложенную горбунами, – на сломанных деревьях остались характерные царапины от рогов и клочья шерсти. Впереди, за деревьями, стреляли вовсю, визжал раненый зверь… Визг перемежался хриплым боевым ревом горбуна. Лесополоса осталась еще с тех времен, когда эти пустоши были полями, и не разрослась после катаклизма. Ее преодолели за минуту, тем более что кабаны оставили после себя удобный проход.
По другую сторону зарослей увидели еще одну грунтовку, на ней сейчас валялась опрокинутая повозка. Мертвая лошадь и убивший ее горбун громоздились бесформенной грудой истекающего кровью мяса. Мутант, иссеченный пулями, был еще жив, он истошно визжал и трясся в агонии, из-под мохнатой туши кровь хлестала ручьями – и свиная, и лошадиная. Другой горбун остервенело таранил рогами телегу, которая лежала на боку и почему-то никак не падала. Возницу Алекс не видел – человек находился по другую сторону опрокинутой повозки. Вернее, за повозкой прятался не один человек. Вот стихла автоматная очередь и ударил дробовик. Днище телеги было проломлено, в нем зияла громадная дыра, горбун топтался перед ней, – сквозь дыру-то и палили люди.
Еще один удар, и телега наконец перевернулась – косо завалилась на рассыпанную поклажу. Горбун, победоносно хрюкнув, прыгнул на нее, увяз всеми четырьмя копытами в проломе и зарычал, тряся тяжелой башкой. Теперь стали видны владельцы уничтоженной телеги – женщина и, похоже, подросток, мальчишка. Автомат был у женщины, и она навела ствол на зверя…
Сквозь кабаний рев Алекс расслышал сухой металлический щелчок – в «калаше» пустой магазин, а дробовик только что разрядился… Алекс остановился, прицелился в кабанью тушу, отчетливо прорисовывающуюся на фоне чистого голубого неба, и открыл огонь. Швед тоже бил по кабану, не жалея патронов. Только в отличие от Алекса, засадившего длинную очередь, Швед стрелял короткими и явно целился получше. Пули, выпущенные Алексом, впились в кабаний зад, но зверь, похоже, не обратил внимания на эти раны. Зато Швед подрубил кабанью ногу, увязшую в пробитом днище телеги. Конечность подломилась под весом здоровенной туши, мутант присел и взревел с новой силой. Но прыгнуть на обезоруженных людей горбун уже не смог.
Швед и Алекс зашагали к повозке, поливая мутанта свинцом из двух стволов. Горбун дергался, ворочался, но раненая нога была зажата осколками раздробленных досок днища телеги, сдвинуться зверь не мог. Конечно, он не сдавался, горбуны вообще на такое неспособны – зверь дергался и рвался, пули дырявили его шерсть, по бокам стекали потоки крови… Оружие Алекса смолкло, он торопливо стал перезаряжать автомат. Швед приблизился к зверю, обходя вокруг него, и выпустил последнюю очередь прямо в башку горбуна. Рев сменился хриплым визгом…