Вектор атаки

– Кто? – послышался из зарешеченного динамика недовольный рык.

Гигант внезапно преисполнился благоговения и даже стал меньше ростом.

– Хозяин, это Меллагн-Зашибец, – промурлыкал он самым нежным голосом, на какой только был способен. – Посылочка при мне… скорпион в оригинальной упаковке…

– Какой еще, к демонам, скорррр!.. – взревели было по ту сторону двери и тут же добавили вполне миролюбиво: – Подавай его сюда.

Меллагн-Зашибец с легким недоумением пожал плечами и бережно открыл бронированную дверь, словно опасался, что от несоразмерного усилия она слетит с петель.

– Ты только того… – сказал он мичману. – Поаккуратнее в выражениях. Хозяин – человек сложный, непредсказуемый. Стабиль не употребляет, фишки под кожу не вшивает – опасается, как бы ему туда заодно и маячок не подсадили. Сам попусту не обидит, но и обиды не спустит.

Нунгатау протиснулся у него под мышкой в темный коридор с низкими сводами.

– Учи ученого, – высокомерно бросил он через плечо.

И в самом деле, что ему, пережившему Скунгакскую резню, какой-то там мелкий городской князек!..

Впрочем, князек оказался не мелкий – четыре добрых мешка навоза, а то и все пять. Он сидел за необъятным столом из бесценного дерева, совершенно пустым, а над его головой тускло горела жестяная тюремная лампада. То ли так полагалось по здешним понятиям, то ли просто ностальгия замучила… Князек совершал бесцельные помавания просторными ладонями над столешицей, поводил вокруг себя бессмысленными глазами, как морской рак, и в своем театральном мохнатом халате, не сходившемся на густо зататуированной груди, производил впечатление скорее комическое, нежели угрожающее.

– Ты хто? – спросил он, с трудом зафиксировав взгляд на мичмане.

– Хрен в пальто, – отвечал тот, уже нисколько не опасаясь.

Ногой подвинул случившийся поблизости табурет и опустил на него задницу.

– Зачем? – бормотал князек. – Кто позвал?

– Теперь так, – сказал Нунгатау со всевозможной наглостью в облике и голосе. – Если я здесь никому не нужен, тогда я, пожалуй, встану и отправлюсь по своим делам. Тем более что дела у меня важные, государственные, а не то что у некоторых – шпану грязными портками гонять да всякой дурью закидываться…

– Ты хто? – снова спросил князек с мучительной тоской и вдруг уронил громадную башку прямо на ладони, как будто кто-то щелкнул внутри его утробы невидимым выключателем.

Нунгатау презрительно сплюнул. «А ведь и я мог бы стать таким уродом, – подумал он. – Сидел бы где-нибудь в затхлом подвале в том же Скунгаке и ксахлял бы хлямные кубланшиперед лебезящей дешевой мильтепней… Однако было бы неплохо поскорее отсюда убраться. Потому что шутки шутками, а у старины Меллагна кулаки здоровые, не чета моим, оружие за поясом настоящее, и когда до дела дойдет, все может повернуться и так, и эдак».

Он уже совсем было собрался уходить, как вдруг уловил в густой тени позади князька смутное шевеление.

Прежде чем мичман успел насторожиться, его накрыла волна первобытного ужаса.

Вслед за ужасом навстречу ему из мрака выплыли два пробирающих морозом до самых печенок мутно-синих глаза без зрачков и, что самое кошмарное, без лица.

…Ему редко бывало страшно. Даже в ту ночь, когда в камере подземной тюрьмы в Ршаронне трое душегубов-мутантов жрали четвертого, а он, двадцатилетний ушлепок, сидел в углу, выставив перед собой нож, напряженно ждал, когда они дожрут и примутся за него, и думал о том лишь, как бы не уснуть. Где-то там, наверху, правительственные войска добивали мятежников, и никому не было дела до заключенных, про них просто забыли и не кормили вот уже неделю. У бедолаги, которого сейчас доканчивали, не нашлось весомых аргументов, чтобы не быть съеденным, кроме сомнительного заявления, что он советник департамента и несправедливо обвинен в извращенном пристрастии к детишкам самого нежного возраста. А у Нунгатау такой аргумент был – он сам на скорую руку изготовил его из осколка керамической плитки, выковырянного из стены. Как долго этот аргумент ему послужит, вопрос был совершенно отдельный…

Но сейчас, при виде этих синих глаз без зрачков, ему было необъяснимо и непреодолимо страшно.

Обливаясь потом, он вцепился обеими руками в табуретку – лишь бы не свалиться в беспамятстве!..

– Мичман Нунгатау, если не ошибаюсь? – прозвучал тусклый, неживой голос.

Так могли бы разговаривать высохшие без воды и света мумии древних эхайнов, что он видел в пещерах-криптах Ктетхонской тундры, когда сопровождал Злого Дракона в его походе.

Мичман попытался извлечь сведенной гортанью хотя бы какой-то звук и мало в том преуспел. Все, чем он мог в этот момент подтвердить свою личность, свелось к поспешному троекратному кивку.

– Душевно рад, – сказал голос с отчетливой иронией. – Ведь вы, кажется, получили от высокого начальства некое поручение чрезвычайной важности, не так ли?

Нунгатау нашел в себе силы, чтобы никак не отреагировать на ничем не прикрытое побуждение к выдаче сведений, составлявших военную тайну.