С этими словами я пошел вперед, ощущая новый камень преткновения в моем мозгу, зарожденной Наоми. Но почему-то мне кажется, это все ложь – ее слова о манипуляции. Ведь что только не сделает разгневанный самовлюбленный лицемер, теряющий свою власть. Я бы согласился с ее правдой: пусть будет так, если брату будет лучше. Но что-то внутри меня не позволяет уступить этому, не дает пойти на встречу ради блага близкого человека. Причина – всего лишь злость, рождаемая жаждой понять справедливость. Ведь факт состоит в том, что мои понимания и желания сменяются быстрее, чем я могу уловить и понять новую кату, но основная вещь всегда всплывает у меня в голове, и именно ей я готов следовать: выживает лишь сильнейший, и такое возможно, лишь когда ты один. Я не хочу убивать брата, не хочу, чтобы он хотел убить меня, но дело в том, что теперь я буду ждать момента, когда он воткнет нож мне в спину, и на фоне моей паранойи и еле контролируемой ненависти я буду мечтать о добром и спокойном завершении моей жизни.
– Послушай, стой, – остановил меня Нолан, когда мы прошли еще несколько коридоров, видимо, выждал момент. – Я хочу поговорить об этом, о твоих галлюцинациях.
– Зачем? Ты не можешь вылечить меня, так какой в этом смысл – лишь трата времени.
– Нет, не трата. Ты понимаешь, что у тебя есть галлюцинации, – это очень хорошо: не так много людей могут это, проведя столько времени на Векторе, как ты. Следовательно, ты сильнее их.
– Это я и так знаю.
– Мне интересно другое: что ты делал в самом начале. В тот период времени, когда только стали появляться иллюзии, когда ты стал сходить с ума.
– Почему тебя это так волнует?
– Впереди нас ждут люди, и, поверь, тот факт, что ты еще в довольно неплохом состоянии, говорит о том, что есть шанс, есть способ удержать под контролем твое второе «я», как-то уменьшить воздействие. А не просто вышибать мозги по приказу вымысла.
– Хочешь знать, что я делал? Я принимал пронокс, принимал много. Ведь это было то единственное, что позволяло мне двигаться дальше, но только это еще больше усугубило мое состояние, и сейчас я уже совсем другой человек.
– Пронокс, – тяжело сказал он, понимая, что это такое, – отрава еще та. А здесь он – вообще ядерный катализатор, лекарство, способное быть оружием. Но, раз ты принимал только его, значит, в нем и проблема, а точнее, решение.
– Да о чем ты говоришь! – уже неспособный сдерживаться, стал я кричать. – Весь этот разговор уже был, и вопросы твои остаются теми же. Хватит, ты не знаешь, через какие преграды я перешагнул и на какие жертвы пошел, ради тебя. Что бы спасти своего старшего брата, но… я даже не помню почему чувствовал перед тобой вину с одной стороны, и гнев с другой… Оставь эти вопросы, пожалуйста…
Кивнув головой в знак согласия и принятия моих слов, он прошел на несколько метров вперед и, взглянув в КПК, указал на лево. Двери легко открылись, мы вошли и, выбрав нужный уровень, поехали вниз, не произнося ни слова. Я должен быть готов ко всему, чтобы не получить удар в спину, и эти его вопросы, это любопытство раздражают меня. Наоми пыталась подорвать доверие к нему из-за того, что он пропагандирует вещи, обратные ее видению, и рушит ее убеждения. К удивлению, я понимаю, насколько мне доставляет это удовольствие.
Запись 98
В лифте мы не проронили ни слова, оставаясь наедине со своими мыслями. Ведь чем меньше лишних слов, тем меньше шанс услышать вранье, которое настолько затуманило мое сознание, из-за чего правда становится чем-то неестественным и раздражающим. Как только двери открылись, мы сначала проверили окружение, открывающееся из нашего положения. Все было чисто, даже без признаков существования угрозы, что довольно странно. Идти было недолго. Минуя очередные пустые комнаты, кабинеты и широкие отсеки лабораторий, у меня не складывалось ощущения или понимания, что мы в неком другом месте: шаблонность одновременно раздражает и успокаивает своей предсказуемостью. Только теперь суть не в выживании, а, наоборот, в спасении. Главное – чтобы спасаемые люди не спровоцировали меня.
Мы на финишной прямой. Впереди, в конце коридора, на перекрестье, архивные помещения. Это полукруглый зал с тремя комнатами, хранящими великие данные стоимостью в тысячи жизней. Мы подошли к дверям: каждая из трех имеет свой номер, и, судя по утолщенным дверям и панели большей защиты, информация действительно крайне важна. На самой левой двери заметны следы от царапин и небольших ударов, так же как и почти по всем поверхностям этого зала. Похоже, именно там оставшиеся люди. Оглядевшись, мы решили заранее закрыть прилегающие к этому залу две двери, чтобы обезопасить себя по мере возможности.
– Открывайте! – ударив кулаком по двери, крикнул я.
Но отклика не было, и, переглянувшись с Ноланом, я постучал снова. Прошла минута, и тишина никуда не делась. Нолан достал КПК и стал печатать им сообщение, ведь, возможно, они боятся, сидят и гадают, стоит ли рисковать жизнью, открывая дверь незнакомцам, хотя что ждет их в обратном случае – голодная смерть…