Вэкфильдский священник

На другое утро я сообщилъ женѣ и дѣтямъ свой планъ исправленія преступниковъ; но они не одобрили моихъ намѣреній, говоря, что они неисполнимы и даже совсѣмъ некстати, потому что никого я не исправлю, но зато могу скомпрометировать свой священный санъ.

— Извините меня, возразилъ я:- они хоть и грѣшные, но все же люди; а этого вполнѣ достаточно, чтобы пробудить мои симпатіи. Всякій добрый совѣтъ, хотя бы отвергнутый ближними, обогащаетъ того, кто подалъ его; и если я моими наставленіями не исправлю ихъ, то самому себѣ навѣрное принесу пользу. Милые мои, еслибъ всѣ эти жалкія созданія были принцами, тысячи людей сбѣжались бы предложить имъ совѣты и утѣшенія; а я полагаю, что души людей, запрятанныхъ въ тюрьму, такъ же драгоцѣнны, какъ и души вѣнценосцевъ. Да, мои безцѣнные, если возможно ихъ исправить, то надо попытаться. Можетъ быть, не всѣ отнесутся ко мнѣ съ пренебреженіемъ; можетъ быть, удастся мнѣ хоть одного вытащить изъ бездны, и это будетъ уже великое пріобрѣтеніе; потому что есть ли на свѣтѣ что дороже души человѣческой?

Сказавъ это, я разстался съ ними и пошелъ въ общую залу, гдѣ заключенные ожидали меня и очень веселились, собираясь каждый по-своему подразнить «доктора» и устроить какую нибудь каверзу. Такъ, напримѣръ, въ ту минуту, какъ я хотѣлъ начинать чтеніе, одинъ изъ нихъ свернулъ на сторону мой парикъ, какъ будто нечаянно, и сталъ извиняться; другой, стоя поодаль, очень мѣтко плевалъ сквозь зубы и забрызгалъ мнѣ всю книгу; третій восклицалъ «аминь!» такимъ афектированнымъ голосомъ, что всѣ помирали со смѣху; четвертый искусно укралъ у меня изъ кармана очки; но въ особенности угодилъ всей компаніи пятый: замѣтивъ, въ какомъ порядкѣ я располагаю передъ собою на столѣ богослужебныя книги, онъ съ чрезвычайною ловкостью и проворствомъ стащилъ одну изъ нихъ и замѣнилъ ее своею собственной, которая была ничто иное какъ сборникъ самыхъ безстыдныхъ анекдотовъ и сальностей. Но я не обращалъ никакого вниманія на эту кучку шутниковъ и продолжалъ свое дѣло, увѣренный, что то, что было въ моей попыткѣ смѣшного, только разъ или два возбудитъ ихъ издѣвательство серьезный же элементъ во всякомъ случаѣ останется. И мой разсчетъ оказался вѣрнымъ: прошло не болѣе шести дней, какъ уже иные начали каяться, и всѣ слушали внимательно.

Я искренно могъ поздравить себя съ тѣмъ, чего достигъ настойчивостью и умѣньемъ: я пробудилъ сознаніе въ жалкихъ существахъ, дотолѣ вполнѣ лишенныхъ всякаго нравственнаго чувства, и мнѣ захотѣлось облегчить также и матеріальное ихъ положеніе, доставивъ имъ хоть нѣкоторыя удобства жизни. До тѣхъ поръ они только и дѣлали, что голодали или пьянствовали, переходя отъ буйства и разгула къ горькимъ жалобамъ; между собою они то ссорились, то играли въ карты, или же вырѣзывали изъ дерева тампоны для набиванія трубокъ табакомъ. Этотъ пустяшный промыселъ подалъ мнѣ мысль подбить тѣхъ изъ нихъ, у кого была охота работать, заготовлять колодки для башмачниковъ и формы для трубочныхъ фабрикантовъ; дерево на эти подѣлки покупалось по подпискѣ на общій счетъ, а самыя издѣлія, по мѣрѣ ихъ заготовленія, продавались въ городѣ черезъ меня, такъ что всякій день они имѣли кое-какой заработокъ, правда — очень небольшой, но достаточный для ихъ прокормленія.

Не удовольствовавшись этимъ, я установилъ наказанія за распутство и награды за особое прилежаніе. Такимъ образомъ, недѣли въ двѣ у насъ образовалось нѣчто въ родѣ настоящей человѣческой общины, и я имѣлъ удовольствіе воображать себя законодателемъ, превратившимъ свирѣпыхъ дикарей въ послушныхъ и мирныхъ гражданъ.