Век Филарета

   — Ах ты... — вскинулась побуревшая лицом хозяйка на нарушителя благопристойности, но осеклась. — Простите его, ваше высокопреосвященство! Глуп ещё, сам не понимает, что болтает! Я его накажу!

   — Подойди ко мне, отрок, — позвал посерьезневший Филарет.

Коренастый краснощёкий увалень, стриженный в скобу, но одетый в тёмно-коричневый сюртучок и светлые в клетку брюки навыпуск, потупясь, предстал перед митрополитом.

   — Запомни, Димитрий, что от веры отвращает незнание или неполнота знания, а подлинно глубокое знание неизбежно приводит к вере... Спаси тебя Господь... За чай благодарствую, Клавдия Дмитриевна, поеду. А племянника не наказывайте!..

Едва митрополичья карета тронулась от ворот, купеческая вдова вернулась в столовую и стала вершить суд.

   — Ах ты, негодяй! Висельник! Расстроил святого отца своими дерзостями!.. Прошка, Васька — долой с него сюртук! Пороть его!

   — А владыка запретил! — тоненько пискнул преступник.

   — Ты мне ещё указывать?! — взъярилась Клавдия Дмитриевна, схватила что попало под руку и швырнула в наглеца. От звона стекла и брызг белых осколков она очнулась.

   — Маменька! — укоризненно пробасил старший сын Прохор. — Вы ж филаретовскую чашку разбили!

   — Господи! — всплеснула руками вдова. — Прости меня, святый отче, что ослушалась!

Князь Сергей Михайлович только собирался сесть за чай, накрытый в маленькой гостиной, как доложили о приезде высокопреосвященного. Лакей по одному взгляду понял приказание князя и помог ему переоблачиться из уютного халата, отороченного белкою, в синий домашний сюртук. Князь одёрнул белоснежный пикейный жилет и шаркающей походкой двинулся навстречу гостю.

   — Владыко! Вот уж не ожидал!.. Как вы решились в такой мороз выехать?

   — Дело одно. — Филарет неожиданно весело улыбнулся. — Очки я потерял, ваше сиятельство. Вот езжу по Москве, ищу.

Князь понял шутку и ответно улыбнулся.

   — Рад вашей бодрости, владыко. Сам я от тяжести моих годов сник. Не окажете ли мне чести разделить трапезу?

   — Не откажусь, князь, хоть и потчевали недавно меня в одном доме... но очков моих у вас в самом деле нет?

   — Очков? — Князь позвонил в колокольчик.

Призванный камердинер князя почтительно доложил, что одну бумагу его высокопреосвященство действительно вчера прочитал в очках, но взял их с собою.

   — Могу свои отдать, — предложил Голицын.

   — Премного благодарен, ваше сиятельство, но у вас стекла слабые для меня. Видно, в университете оставил.

   — Сейчас я пошлю... — Князь отдал приказание, а после обратился к митрополиту: — Послушайте новость, кою вчера сказать не решился при всех: отставка Закревского решена! Ваше ли письмо сыграло свою роль, а вернее — известное недовольство государя.

Филарет с месяц назад отправил в Синод требование о расторжении брака Лидии Клеймихель с князем Друцким-Соколинским, заключённого при живом муже графини, и о наказании священника, коего, правда, принудил к тому генерал-губернатор, пожелавший помочь дочке. Никому не жаловался владыка на другой случай самоуправства Закревского, который в мае заставил его в самом болезненном состоянии отправиться к Троице для совершения молебна в честь рождения у царя сына Сергея. О переносе на два дня генерал-губернатор не желал и слышать. Пересилив себя, святитель поехал, отслужил, а после две недели лежал пластом в постели... И всё же новость не доставила радости — жаль графа...

   — Кого ж поставят взамен?

   — Генерал-адъютанта Петра Тучкова, из молодых (Тучкову было за пятьдесят)... О крестьянском деле много разговоров...

   — А что, из Синода нет новостей?

   — Нет. Вы напрасно надеетесь, владыка. Нынешнее поколение государственных людей слишком нерешительно. Государь мне жаловался после коронации... Ну что там?

Выросший на пороге лакей доложил, что очков его высокопреосвященства в университете не нашли.

   — Придётся, владыка, заказывать вам новые.

   — А до тех пор? Что ж мне делать — ни читать, ни писать!

   — Отдохните, — благодушно сказал князь. — Нужен же и вам покой.

   — Тогда нам будет покой, когда над нами пропоют «Со святыми упокой»... Простите ворчание моё, поеду.

На Троицком подворье, едва подскочивший Алексей отворил дверцу кареты, владыка спросил:

   — Нашёл?

   — Нет, владыко, — с отчаянием ответил малый.

   — Кто это приехал? — спросил митрополит про чужую тройку, стоявшую возле конюшни.

   — Это курьер какой-то из Синода, — небрежно ответил Алексей.

   — Зови! Зови его в кабинет!.. Да, чтоб не забыть, отправь князю полость медвежью, которую в дорогу мне дал.

Через минуту вихрастый послушник возник на пороге с сияющим видом.

   — Нашёл! Нашёл, ваше высокопреосвященство!

   — Где ж были?

   — Да в карете! На сиденье сбоку лежали!

Филарет глянул в ясные, широко распахнутые глаза, взял чехол, достал очки в тёмной черепаховой оправе, неспешно надел и сказал:

   — Спасибо, милый.

Вошедший курьер протянул один маленький конверт.

   — Это всё?

   — Так точно-с, ваше высокопреосвященство.

   — Ступай.

Перекрестившись, вскрыл и увидел почерк владыки Григория. Бросилась в глаза последняя строчка: «...Упокой, Господи, душу раба Твоего, митрополита киевского Филарета...»

Ах, не того он ожидал! Не того!