Ведьмы

Над головою Буслая стремительно вращалось сразу четыре шара. Три из них один за другим направил Буслай в грудь негодяя, так что с треском разлетелся вязовый находников щит, а четвертый пришел сбоку, ударил находника в лицо, прямо в оскаленный насмешливый рот, и расплющил ему голову в кровавую лепешку.

Одним прыжком оказался Буслай возле Мужко, прикрывая товарища. Набежавшие находники рассыпались цепью вокруг, не решаясь сунуться внутрь смертельного круга, очерченного страшными шарами.

– Ножи, – негромко скомандовал мужик, державшийся чуть позади прочих, видимо, лицо среди них начальственное, – ножи мечите, живо!

Под ногами стонал, пытаясь подняться Мужко, и броситься на врагов было нельзя, добьют. Стоять на месте тоже было нельзя, достанут метательными ножами. Двое-трое находников, перехвативши левыми руками мечи, запустили правые за голенища, потянули засапожные лезвия. Буслай затравленно огляделся, ну, кажется, все. Конец. И куда только свои подевались, такой шум поднят, в Дедославле, небось, слышно. И он засвистел разбойным посвистом, от которого птицы падают наземь замертво, во всю мочь засвистел, освёклясь лицом и даже присев с натуги.

6

Радимир протиснулся в низенькую и узкую дверцу бани и остановился, привыкая к темноте. Бобич сидел на лавке, на коленях держал горшок, из коего извлекал что-то большой деревянной ложкой и отправлял себе в рот. Ел волхв жадно, неопрятно, громко чавкал и сопел.

– Явился, значит, – сказал Радимир. – Ну, здравствуй.

Бобич взмахнул ложкой и что-то невнятно пробормотал набитым ртом.

– Ждал я тебя, однако. С купчиком и ждал, – сказал Радимир, усаживаясь рядом с волхвом. – А увидел, как дергается торговый и каким вдруг стал законником, ну, думаю, все. Тут он, наш изгоюшко погостовый. Не успели его в дверь выставить, а он уж и в окно скребется. Бобич сверкнул в полутьме диковатыми глазами и фыркнул в лицо воеводе непрожеванной кашей.

– Умный, умный, знаю. Вот еще бы службу тебе как следует нести – цены бы тебе не было, мудрецу. А то к граду идешь, крадешься, мзду готовишь воротной сторо́же, чтобы пустили, да не раззвонили бы на весь на белый свет. А подходишь, глядишь, ворота в граде настежь, привратничков след простыл, вообще никого нету. Кроме дочки твоей Малуши, одного только пьяного Ослябю и сподобился лицезреть. Да и тот тоже, как меня увидел, так тотчас куда-то исчез. Выучка у твоих… тьфу. Тоже мне, бояры́.

– А у нас у всех выучка – тьфу, – сказал Радимир язвительно, – что у бояро́в, что у волхвов. И давай мне тут не кипи и не фыркай, чай не лаяться со мною приехал, и жизнью рисковал не для лая. Говорю тебе, что ждал, и даже догадался, где ты из лодьи вышел, на Лосином броде, скажешь нет? А бояро́в и весь народ я из града увел нарочно, что б было тебе ведомо, а то быть бы тебе без башки, сунься только со мздою своею к навратной страже. Я и дочь свою оставил, чтобы провела тебя и в бане спрятала, а то еще увидит кто ненароком. Против Потворы, ненавистницы твоей, в граде ни один человек не пойдет. Против старши́ны родовой пойдет, а против Потворы нет, дохлое дело, и это бы тебе усвоить накрепко.

Бобич отставил кашу и отвернулся, надувшись. Молчали. Наконец, Радимир сказал примирительно:

– Ну, что, остыл? Нам ли с тобою ссориться, одной веревочкой повязаны. Ты думаешь, мы тут в своих лесных берлогах сидим и ничего не знаем, не понимаем? Не-ет, мы тоже не лыком шиты, соображаем почем нынче хороший меч, особенно если в крепкой руке. Говори, что княгиня наказала? Какие ею, государыней, для меня сказаны слова?

Бобич оживился, повернулся, покрутил головой:

– Экой ты важный, однако, фу-ты, ну-ты, ножки гнуты, ха-ха. Княгинею ему какие сказаны слова! Да она не только про тебя, она и про град твой Серпейский занюханный отродясь не слыхивала. Тьфу ей на тебя и на все Понизовье.

– Значит, всю понизовскую силу она вот так вот запросто отдает Брячеславу? Лихо! Или дело меж ними уже и уладилось?

– Сразу после княжьей смерти тукнулись они дружинами в столице и отскочили друг отдруга. Сказать по правде, еле отбились княгинины. Если бы не варяги, то даже уж и не знаю. Стоят сейчас, ни тпру, ни ну, нашла коса на камень, силы-то равные. А варяжья дружина, нужность свою почуявши, тянет с княгини навар. Но это все с одной стороны… Тут ведь в чем закавыка: княгиня погнала гонцов к брату за помощью, а Брячеславу помощи имать, кроме как у вас, негде. Понятно? Так что, ежели не даст Понизовье Брячко людей в дружину, то победа княгинина предрешенная, а после победы хватит чем с ними, с варягами расплатиться. Ну, что, дадут роды людей?

– А то ты не знаешь, – сказал воевода. – Может, кое-кто и без большой охоты, но дадут, и мы с тобою помешать им в том не в силах.

– То-то, что знаю.

– А коли знаешь, зачем тогда ехал? – пробурчал воевода.

– Затем и ехал, что не один ты такой весь из себя умный, и вот здесь, – волхв с надменностью постучал себя по лбу, – мысли есть отменные. И коли мы с тобою по тем мыслям свершим, жить нам против княгининого сердца и ходить в любимчиках до конца дней.

Радимир выжидательно молчал.