Ведьма приподняла уголки губ, потом дрогнула, как отражение на воде, и поменяла облик: на месте голой алебастровой старухи появилась пожилая женщина в светлом пальто и кокетливой соломенной шляпке.
Доктор в зеленом хирургическом комбинезоне был столь же уместен в этом кабинете, как пчела в налоговой декларации.
— Как вы переносите анальгетики?
Эгле тупо молчала, поэтому он решил уточнить:
— Многие ведьмы носят с собой список лекарств первой помощи, которые на них действуют.
— Не ношу, не лечусь, у меня раньше никогда такого не было, — сказала Эгле. — Я вроде как молодой здоровый человек…
Клавдий Старж, стоя под вытяжкой в дальнем углу кабинета, нарисовал в воздухе знак огоньком сигареты. Зыбким барьером оградил себя от Эгле. Открыл новую пачку:
— Раньше вас не били по голове гаечным ключом.
— Ключом?!
— Метафора. — Он снова закурил. — Ваша чудесная защита висит лохмотьями и восстановится в лучшем случае через пару недель. Я надеюсь, вы мне расскажете, кто это сделал.
Эгле закашлялась. Старж торопливо затушил сигарету. Эгле махнула свободной рукой — не той, в которую доктор готовился воткнуть иголку:
— У меня обыкновенная простуда. Курите, я бы сама закурила… Я все расскажу, все. Я для этого и пришла.
Двести лет эта ведьма не совершала ошибок, чтобы совершить одну, сейчас. Зато фатальную.
Мартин прекрасно помнил описание Майи: старушка в шляпке. Так выглядела ведьма, которая провела школьницу сквозь обряд. В современной Однице соломенных шляпок не так много, особенно на пожилых ведьмах. Секунду назад Мартин готов был погибнуть — но теперь передумал.
Он ударил всей инквизиторской мощью, понимая, что второй попытки не будет. Он не был одним из лучших — он был лучшим оперативником в своем поколении. Любую ведьму такой удар убил бы на месте, но эта лишь отступила на шаг и потеряла равновесие на долю секунды. Этой доли ему хватило.
Правой рукой он выдернул кинжал — из железной стены, из пробитой ладони. На лезвии закипела, мгновенно испаряясь, кровь. Время вышло, ведьма пришла в себя и атаковала.
Из бетонного пола потянулись шестипалые руки — десятки, сотни. Вцепились Мартину в колени и щиколотки, потянули вниз, пытаясь уложить, распотрошить, разорвать на клочки. Падая, он успел вывести острием кинжала стоп-знак в воздухе и повалился на пол — на обезвреженный, безрукий пол ангара. Перекатился через плечо, не выпуская ножа; ведьма мгновенно переместилась в пространстве несколько раз — исчезая в одном месте и появляясь в другом.
Она атаковала без остановки — будто колотила паровым молотом. Один пропущенный удар, и Мартин оказался бы сплющен в лепешку, разорван на части, обезглавлен, обескровлен; он метался по ангару, с трудом удерживая ее в поле зрения, блокируя атаку за атакой, с удивлением понимая, что она не устает — и ничего не чувствует, кроме деловитой озабоченности: ею движет желание убить, без удовольствия и без злобы, устранить, ликвидировать, прекратить существование Мартина, как чуждого, вредного, невозможного и опасного существа. Он защищался и ждал, понимая, что шанс будет ровно один.
И за секунду до своего шанса Мартин вспомнил бледное лицо Майи. Зря, напрасно, ох как зря ведьма сообщила ему, кто она такая.
— …Он дал мне понять, что, если я позвоню в службу «Чугайстер», я для него… будто умру. Я струсила и не позвонила. Ушла… и по дороге подумала: я же бросаю его на смерть. Там были чугайстеры, мне стоило только подойти… Но я опять струсила. Решила вернуться, подумала, я могу хотя бы побыть рядом, подстраховать его…
Клавдий Старж курил, бешено затягиваясь, глядя на Эгле сквозь дым, уносящийся в вытяжку. Он явно знал о нави все, и гораздо больше, чем Эгле. У него было такое лицо, будто Эгле его пытала — каждым словом. Она заторопилась:
— …Но когда я вернулась, навка уже стояла с пистолетом. Я с голыми руками… на эту навку… думала, теперь-то он вызовет чугайстеров… но он был невменяемый. Тогда я вышла на улицу и… позвонила. Эта навка больше никому не причинит вреда. Но… я теперь для Мартина злейший враг.
— Я ваш должник, — сказал Клавдий Старж таким голосом, что Эгле вздрогнула. — Запомните. Вас никто пальцем не тронет, даже если сейчас выяснится, что это вы убили двух инквизиторов в Однице.
— Я не убивала! — Эгле подпрыгнула в кресле.
— Но вы там были, да?
— Откуда вы… — Эгле снова закашлялась.
— Из контекста. — Он стряхнул пепел в мраморную пепельницу. — Догадался.
— Можно мне сигарету?
— С таким кашлем — нельзя… Рассказывайте!
Снежно-белым сугробом она валялась на бетонном полу ангара. Волосы расстелились ковром, кое-где в них блестели капли крови, будто гранаты на диадеме. Мартин не обманывал себя — она еще очнется. Чудо, что он ее вырубил на несколько секунд. Преимущество было на ее стороне, но раунд за Мартином.
Он остановился над старухой. Он одновременно видел ее в ее настоящем обличье и чуял — как догорающий очаг, в котором тлеют и дымят поленья. Одним ударом он мог сейчас ее прикончить.
Серебряное лезвие с оружейным клеймом блестело, как новое.