Ведьмин вяз

Но в лице Леона что-то изменилось, и я это заметил. Позже, когда Хьюго ушел спать, остальные убирали после ужина, а мы с Леоном загружали посудомойку, я спросил, как бы между делом:

– Ты не рад, что Хьюго оставил дом нам шестерым?

– Это его дом. Он волен делать с ним что хочет, – ответил Леон, не поднимая глаз, вяло и раздраженно, поскольку теперь, когда Хьюго ушел, не было нужды изображать веселье. – Но по-моему, это кошмар. Так и начинаются семейные раздоры.

– Он сделал что мог, – заметила Сюзанна, ополаскивавшая под краном коробочки из-под индийской еды. Выглядела она куда лучше Леона: свежая, отдохнувшая, в мягком серо-зеленом свитере, который очень ей шел, с яркими заколками-цветочками в волосах, явно принадлежавшими Салли. – А мы разберемся.

– Разбирайтесь без меня, если вам охота. Я и слышать ничего не хочу. А как решите, пришлете мне бумажку на подпись – и дело с концом.

– Почему? – удивился я. – Ты же сам постоянно твердил, что надо сохранить дом…

– Это было до того, как в саду нашли скелет и испортили нам жизнь. Извините, но теперь этот дом не вызывает у меня теплых чувств.

Точнее, до того еще существовала вероятность, что новый владелец окажется ярым садоводом и в процессе благоустройства обнаружит мину замедленного действия, теперь же, когда эта мина взорвалась, Леону дом, разумеется, уже неинтересен. Так себе доказательство, однако оно лишь укрепило мою уверенность, что сегодня мне обязательно повезет: карты сами идут в руки.

– Резонно, – согласился я.

– А меня ничего не смущает, – сказала Сюзанна. – Его же убрали. И больше на участке не осталось ни одного скелета – полиция подтвердит. Многие ли места могут похвастаться тем же?

Леон со звоном сунул тарелку в посудомойку.

– Так и переезжайте тогда. Я же сказал, мне все равно. Что непонятного?

Я знал это его настроение, нервное, склочное, возбужденное; когда на Леона в детстве нападала склонность противоречить, ничем хорошим для нас троих это не заканчивалось: нас либо сажали под домашний арест, либо приходилось прятать обломки того, что мы разбили, а однажды (никогда этого не забуду) нас поймал в магазине охранник и запер в кладовке, где хранились швабры и прочая утварь для уборки, в конце концов мне удалось его уболтать – я рассказал ему в душераздирающих подробностях (и Леон с Сюзанной, надо отдать им должное, отменно мне подыграли: он раскачивался и колотил ногой по стулу, а она гладила его по руке и шептала что-то утешительное), что мой бедный братик – инвалид, и если его арестуют, наша больная мать этого не переживет. Вытянуть из Леона хоть что-то в таком настроении все равно что вырвать зуб.

– Тебе не помешает еще один джин-тоник, – сказал я. – Впрочем, как и нам всем. С огурцом, с лаймом или тем и другим?

– С огурцом, – ответила Сюзанна.

– С лаймом, – буркнул Леон. – Для огурцов уже погода не та.

– А это здесь при чем? Тем более что сегодня тепло, даже не знаю, зачем я взяла пальто…

– Может, я что-то упустил и сейчас июнь? И мы сидим на лужайке среди маргариток? Нет? Значит, огурцы неуместны…

– У нас есть и то и другое, – весело перебила Мелисса. – Лимоны вроде бы тоже, хотя, возможно, уже приуныли. Выбирайте, что больше нравится.

– Том, тебе с чем? – спросил я.

– Я пас, – ответил Том, – наверное, поеду уже домой.

– Да ну! – Я изобразил досаду. – Так рано? Выпей коктейль.

– Да я же за рулем…

– Точно, ты же говорил! Моя голова…

– …и не хочу надолго оставлять маму одну с детьми. Зак последнее время капризничает.

Неудивительно, что Том спешил домой, – если уж Зак капризничает, то пора вызывать отряд быстрого реагирования и батальон химзащиты.

– Зак бывает несносным, – сказала Сюзанна, заметив выражение моего лица, – но мы боремся с этим. Рано или поздно до него дойдет, что вокруг такие же люди, и он успокоится. Одно время он вел себя получше, но этот череп совершенно сбил его с толку. Если вокруг такие же люди, значит, и этот череп когда-то принадлежал человеку, а такая мысль ему пока что не по силам. Вот он и сходит с ума, а заодно и нас всех с ума сводит.

– Его можно понять, – ответил я.

– Еще бы, – Том похлопал себя по карманам и огляделся, словно что-то выронил, – тут и взрослому-то немудрено с ума сойти. Ничего, успокоится. Хорошо вам посидеть. – Он вежливо помахал нам и наклонился к Сюзанне, подставившей ему губы для поцелуя: – А ты не торопись. Отдыхай.

– Извините, – сказал Леон, когда Том уехал, – не сдержался.

– Ничего страшного, – ответил я.

Мелисса лишь улыбнулась и бросила ему лайм:

– Лови. Должно же в жизни быть что-то хорошее.

– У меня сегодня просто день выдался нервный. Позвонил босс, наорал, мол, когда уже вернешься на работу…

– Вообще-то объяснимо, согласись, – перебила Сюзанна, аккуратно нарезая огурец.

– Да, но орать-то зачем? – Леон оперся поясницей о стол, потер глаза. – Сам не знаю, почему это меня так расстроило. Тем более что я так и так хотел свалить. Надоел мне Берлин.

– Почему? – Я изумленно обернулся к нему с бутылкой джина в руке. – А как же твой, как его…

– Карстен. Я вот, между прочим, помню, как зовут твою девушку.