– Готов поспорить, – рассеянно сказал он, не сводя глаз с балансирующего на торце телефона, – готов поспорить на что угодно: вы хотели всего лишь припугнуть Доминика. Не похожи вы на убийцу, а уж я-то их повидал ого-го сколько. Вы собирались малость его встряхнуть, ничего серьезного, просто предупредить:
Усики жасмина за окном раскачиваются туда-сюда, нагоняя дурноту. Покосившаяся акварель на стене: ласточка застыла в головокружительном пике. Безумные косые лучи света на столе.
– С удавками одна беда, их обычно недооценивают. В интернете на каждое их описание приходится миллион предупреждений: не испытывайте на людях, шея хрупкая, ее легко сломать, даже если накинуть удавку в шутку или для пробы, можно запросто убить человека. – Он выпустил из рук телефон, и тот упал на стол. – Но подросткам, понятно, плевать. Они все знают лучше всех. Они не осознают собственную силу. А потому легко могут увлечься. Чуть-чуть перетянул или передержал – и привет.
Я впился в него взглядом – не специально, просто остальное расплылось перед глазами в одну большую пеструю кляксу.
– И если так и было, – вкрадчиво продолжал Рафферти, – то мы должны услышать об этом сейчас. До того, как станут известны результаты анализа ДНК. Если мы заранее все выясним, я спущу дело на тормозах, поговорю с прокурором начистоту, может, сумею его убедить, что это было непредумышленное убийство или даже причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее за собой смерть. Но как только мы получим результаты ДНК-теста, я уже ничего не смогу сделать. За вас возьмутся всерьез, и прокурор, и мой непосредственный шеф, и начальство повыше – словом, все. И уж они-то не будут стараться смягчить обвинение в предумышленном убийстве, даже думать нечего.
Я не понял ни слова, мозг окаменел, точно сведенная судорогой мышца.
– Уходите сейчас же, – выговорил я каким-то чужим голосом.
Повисло долгое молчание, детективы не сводили с меня глаз. У меня тряслись руки. Наконец Рафферти вздохнул с сожалением и отодвинул стул:
– Как угодно. – И убрал телефон в карман. Я-то думал, он примется спорить, и то, что он сдался без боя, напугало меня еще больше. – Но я хотя бы попытался. Моя визитка у вас есть. Передумаете – сразу же звоните.
– Не возражаете, если мы возьмем у вас образец ДНК? – Керр одной рукой демонстративно захлопнул блокнот.
– Возражаю, – ответил я. – Сперва получите ордер или как это называется…
– Не нужно, – с ухмылкой перебил Керр. – Ребята взяли у вас образец ДНК еще в апреле, после ограбления. На всякий случай, чтобы видеть, где ваши биологические материалы, а где преступников. Мы можем им воспользоваться. Мне хотелось посмотреть, как вы отреагируете.
Он поднес два пальца к виску в салюте и, насвистывая, двинулся к двери.
– Позвоните мне, – тихо сказал Рафферти. – В любое время дня и ночи. Обязательно позвоните, хорошо? Если это окошко закроется, оно закроется навсегда.
– Идем, – окликнул его из прихожей Керр, – у нас еще дела.
– В любое время дня и ночи, – повторил Рафферти, кивнул и вышел.
Дождавшись, пока за ними хлопнет дверь, я направился в прихожую, почему-то на цыпочках, чтобы убедиться, что детективы ушли. Я слышал, как отъехала машина – слишком быстро, в городе так не гоняют, – но продолжал стоять, прижав ладони к растрескавшейся белой двери и чувствуя, как сочащийся из щелей сквозняк холодит шею и лодыжки. А ведь я ждал копов с нетерпением, надеялся, что они сообщат мне новости. Опасайтесь своих желаний.
Теперь, когда копы убрались и ко мне вернулась способность рассуждать, я понял, что Рафферти блефовал. Ну да, очевидное убийство. Он пропустил все мои возражения мимо ушей, потому что я прав: даже если результаты анализов ДНК и сравнение шнурка из дупла и шнурка из капюшона толстовки окажутся положительными, найдется еще с десяток человек, которые могли удавить Доминика этим самым шнурком. Смутный мотив, который он пытался мне приписать (Доминик издевался над Леоном), указывает скорее на Леона, чем на меня. Правда, Леон в детстве был мелкий и тощий, но это как раз неважно.