– Получается, он мог забраться туда и сам? – спросил я.
Рафферти пожал плечами и скривился:
– Если судить исключительно по останкам, могло быть и так и этак. В дупле была куча грязи, то ли труп пытались прикрыть, то ли просто листья и всякая дрянь нападала за десять лет. Определить, попал он внутрь живым или уже мертвым, невозможно, если второе, то труп не успел окоченеть, иначе его не засунули бы в эту дыру, но точнее судмедэксперт сказать не может. Каких-то особых травм на скелете не обнаружено, то есть его не забили до смерти, а если застрелили или пырнули ножом, кости не задели. Передозировка не исключена, учитывая, что вы сообщили нам о его экспериментах, – не волнуйтесь, не вы один, многие его приятели рассказывали то же самое. – Он поднял руку, то ли успокаивая, то ли призывая к молчанию, хотя я рта не раскрыл. – И еще: труп в дупле был в странном положении. Ноги согнуты в коленях, руки вытянуты вперед, шейные позвонки скрючены, словно он уронил голову на грудь, – по крайней мере, насколько нам удалось определить, поскольку кое-что за эти годы деформировалось, но в целом все на своих местах. Нельзя исключить позиционную асфиксию – это когда человек принимает такую позу, в которой толком не может дышать; может, как вы предположили, он наклонился за ключом или просто удолбался, но выбраться из этого положения не смог и задохнулся. В дупле же тесно, тем более для такого верзилы.
Рафферти замолчал – то ли ждал моего ответа, то ли хотел, чтобы я хорошенько представил себе эту картину и содрогнулся.
– Какой ужас, – послушно произнес я.
– Еще вариант, – продолжал детектив. – Возможно, умер он сам, а вот забраться на дерево ему помогли. Допустим, у него была передозировка. И тот, кто с ним пришел, – или даже не пришел, а просто обнаружил его, когда было уже слишком поздно, – запаниковал. Испугался, что его посадят за наркотики, обвинят в его смерти. Ну и сделал глупость – это же подростки, а испуганные подростки, если уж начистоту, ни на что другое и не способны – спрятал труп, надеясь, что все как-нибудь рассосется.
– Идиот, – прокомментировал Керр, разрисовывая блокнот какими-то геральдическими загогулинами, – прятать труп противозаконно. Срок исковой давности наверняка давным-давно истек, но все-таки. Хотя, конечно, это и не такое серьезное преступление, как убийство.
– Если у вас есть причина так думать, – Рафферти взглянул на меня, ослепив вспышкой золота, – пусть даже крошечная, или хотя бы подозрение, скажите мне об этом сейчас. Сегодня. Пока ни у кого нет окончательной версии того, что именно случилось, и мы открыты любым предположениям. И если некто заявит, мол, это передозировка плюс один-два перепуганных подростка, мы готовы принять это к сведению. Если же процесс затянется и мои парни заберут себе в голову, что это убийство, разубедить их будет не так-то просто.
Слова его звучали очень разумно – дескать, мы тут все на одной стороне, общее дело делаем, – и я даже пожалел, что не могу ему дать того, чего он добивается.
– Не знаю, – ответил я. – Понятия не имею.
– Уверены? Сейчас не время вилять.
– Уверен. Я тут ни при чем.
Рафферти помолчал с минуту: вдруг я передумаю. Но я ничего не сказал, и он с сожалением вздохнул:
– Ладно. Значит, как я уже говорил, пока мы не можем определить, был ли это несчастный случай, самоубийство или убийство. Но мы нашли еще вот что. Возле его правой руки. – Он снова перелистал снимки на телефоне и положил его на стол передо мной.
Белый фон, с одного боку прямоугольная линейка. Посередине длинная черная загогулина. Я не сразу сообразил, что это шнурок с петлями на обоих концах.
– Что это? – спросил я.
Детектив пожал плечами:
– Точно неизвестно. Сами как думаете?
Я сразу же вспомнил наши детские игры – сложную систему проводов, по которым мы передавали записки и еду, часами лазили по деревьям, спорили, проверяли, как-то раз ветка сломалась и Сюзанне на голову шлепнулся стыренный яблочный пирог…
– В детстве мы протягивали в саду веревки, – сказал я, – чтобы передавать всякую всячину из дома на дерево, а оттуда в нашу палатку. Может, кусок такой веревки упал в дупло?
Керр издал негромкий звук, похожий на фырканье, но когда я на него взглянул, он как ни в чем не бывало рисовал в блокноте закорючки.
– Может быть, – вежливо согласился Рафферти. – Вот только если бы эта веревка упала в дупло за несколько лет до того, как там оказался Доминик, она лежала бы под ним, а не возле его руки. Правда?
– Видимо, да.
– По крайней мере, я так думаю. Еще идеи?
– Может быть… – мне не хотелось этого говорить, но вывод напрашивался сам собой, две петли, – я понимаю, это звучит глупо, но что, если это наручники? Что, если кто-то связал Доминика этой вот штукой? Или он сам собирался кого-то связать?