Среда издал крякающий звук и перелез на заднее сиденье, замерев пушистой статуей. Мириам распахнула дверцу и побежала к проржавевшим чешуйкам ограды.
– Все хорошо, не двигайся, я тебя освобожу, – тихо сказала она, перейдя с бега на шаг. Замедляясь, она продолжала повторять: – Не шевелись. Доверься мне.
Девушка протянула руку и в молчаливом уважении склонила голову. Орел перестал метаться и истошно кричать. Вместо этого его глаза чудовищно быстро вращались во всех направлениях, кроме как внутрь. Я стоял и рылся в своем голубом чемоданчике, пока не нащупал серебряную римскую монету. Оберег от озлобленных возвращенцев с того света. Может, это просто птица, но предосторожность еще никому не была помехой. Мириам медленно протянула раскрытую ладонь в знак своих добрых намерений и сначала легонько, а затем все более уверенно начала одной рукой гладить гордую птицу. Второй она принялась ловко распутывать веревку, превращая узлы в ровную тесьму. Вот бы каждому уметь то же самое делать со своей собственной жизнью… Когда последний узел пал, а девушка освободила когтистую лапу от пут, трасса озарилась синим потусторонним светом. Время вокруг стало лишь завесой, граница между мирами обернулась тонкой паутинкой, и прямо передо мной возник вождь индейского племени в шапке из белых и алых перьев. Он был даже чуть более реален, чем я. На его шее лежали ленты ярких бус. Я почувствовал, что количество бусин на первом ожерелье – это число прожитых земных лет. А вот остальные бусины на прочих закрепляли количество годов, проведенных в качестве духа.
– Не бойся того, что произойдет дальше, – прохрипел старик и указал на съеживающуюся Мириам.
Я почувствовал легкое дуновение, мир все еще был чересчур синим, словно проявлялся сквозь фотографический фильтр. Моя подопечная стала уменьшаться и обрастать перьями. За ее спиной выросли крылья, которыми она неуклюже взмахнула. Индеец заметно расслабился и обернулся ко мне.
– Старый ты плут, и тебе здравствуй, – усмехнулся я, – мог бы и предупредить, что ты теперь ходишь в обличье орла. Я бы так не беспокоился. А то столько недовольных духов развелось, столько озлобленной нечисти, жалующейся на жизнь…
– Ты ведь не возражаешь, если я немного побуду человеком? Настоящим! А то я так соскучился по ногам. У меня сплошные крылья. Я уже вправе рекламировать эти новомодные трапезные KFC. А девочка твоя, она немного побудет орлицей, полетает в небесах, узнает, что такое свобода… Ей будет интересно, должно быть. Я смотрю, она у тебя животных любит. Жалко ей всех. Это хорошо, – неторопливо говорил вождь.
– Конечно, друг. Наслаждайся. Чем займешься?
– Знаю я одно место, – лукаво сказал индеец.
Вождь с явным удовольствием осматривал свои ноги, вертел головой и даже стал подпрыгивать. Для обеих ног ощущения нового тела явно были в новинку. Мириам попрыгала на асфальте, тряхнула орлиной головой и уставилась вдаль.
– Мира, не бойся, ты ненадолго орел. Ты же всегда мечтала побывать в шкуре зверя, вот тебе и отличная возможность. Она редко кому выпадает в рамках одной жизни. Главное, возвращайся.
Орлица издала клокочущий звук и стремительно взмыла в небо, быстро превратившись в точку.
Старый плут когда-то умер человеком, а потом переродился в ящерицу. Видимо, теперь он начал более интересный круг жизни в качестве птицы. Но вот снова побыть человеком он смог бы, только если кто-то согласился бы примерить его звериный облик. Остаток ночи я провел в автомобиле, открыл пару пачек чипсов, смирившись, что в салоне надолго поселится странный запах. Немного почесал Среду за ухом – он, казалось, ничуть не переживал за хозяйку. Я подремал, привалившись к рулю, а когда проснулся, выяснил, что напустил слюней на приборную доску. Ночь все еще была электрически синей. До первого луча рассвета вернулся вождь. В руках он нес пакетик с едой, а еще жевал сэндвич, откусывая от него большие куски.
– Ты бы знал, как меня достали полевки да мелкая живность. Я при жизни мяса вообще не ел, а сейчас приходится. Вот смотри, вегетарианские гамбургеры! – с восторгом произнес он.
А вскоре подоспела и Мира. Она грациозно спустилась с неба и села на руку индейцу. Эти двое разом вздохнули и стали меняться. Пакет с едой из кафе мягко плюхнулся на асфальт. Мириам снова стала Мириам, а дух индейца – хищной птицей. Он склонил свою голову, подхватил когтями мешок с едой и полетел по своим делам. Краешек солнца стыдливо показался на горизонте. Потусторонний чужой свет спал, а тончайшая паутинка между мирами снова превратилась в театральный занавес. Я обратил внимание, что взгляд моей подопечной стал более глубоким, как будто в нем открылось второе, третье, десятое дно. Мы вернулись на шоссе и понеслись, опережая рассвет.
– Это был мой хороший друг, и я запомнил его скользящим по пескам гекконом. Если в твоем сердце живет доброта и ты хороший человек, то тебе нечего бояться этого духа. Но я бы не позавидовал тому, кто окажется на его пути, будучи жестоким и суровым человеком.
Среда вспрыгнул на колени Мириам и обнюхал ее ладонь.