— Всё как по писаному, можно сказать. На каком-то балу или рауте встретила молодого графа Редферна Финнегана, сына Гордона и правнука Роальда. Остальное сам додумай.
— С фантазией у меня туговато. Да и на балах отродясь не бывал.
— Влюбились друг в друга с первого взгляда, — улыбнулась чародейка. — Начали тайно встречаться. Понимали, что родители не дадут согласия на брак, вот и решили бежать. Маркграф Сириус побег предотвратил, дочь заточил здесь, на недоступном острове, а присматривать поручил сыну, графу Фредерику, брату Людмиллы. Маркграф не зря доверил надзор за сестрой именно сыну — Фредерик по сугубо личным причинам ненавидит Редферна, ни в какие сделки с ним не вступит и подкупить его невозможно. Не раз публично заявлял, что скорее увидит сестру в гробу, чем в союзе с Редферном. Впрочем, граф Фредерик рассудил, что лучшую опеку над влюблённой сестрой обеспечивает сам остров и надзор излишен. Теперь с жаром пользуется данной отцом свободой и средствами. Привёз на Зеевальк своих приятелей, под предлогом охоты на гиппокампов пьют и гуляют без продыху. О, лёгок на помине. Возвращаются усталые и пьяные охотники на чудовищ.
Ворота пристани открылись со скрипом и скрежетом, внутрь вплыл парусный куттер «Нихиль Нови». Пришвартовался у помоста, и вскоре с палубы сошла — с заметным трудом — группка молодых людей. Большинство сильно шаталось. И шумело не меньше.
— Золотая молодёжь из Ард Каррайга, — Врай скривила губы. — Отпрыски богатых, титулованных и влиятельных родителей. Кое-кого знаю, и не с лучшей стороны. Вон тот, что едва ноги переставляет — младший сын барона Дормонта. Я его лечила, не скажу от чего. А этот последний, самый трезвый, похоже — Примиан Грохот, сын владельца пивоварни, нувориш. Что он делает в этой компании — уму непостижимо.
— Охотится на гиппокампа.
Врай фыркнула, предположение её явно позабавило.
— Охота эта, — посерьёзнела она, — несомненно, принесёт мне пациентов, когда кто-нибудь ещё что-нибудь себе сломает. Лишь бы не утонул никто, тут уж медицина бессильна. А за гиппокампов я бы не беспокоилась. Не похоже, чтобы эта разгулявшаяся золотая молодёжь могла им хоть как-то навредить.
Геральт промолчал.
— Ну, бывай, — целительница поправила шарф. — Пойду откачивать графу жидкость из колена.
— Удачи.
Глава четырнадцатая
Уильям Шекспир, «
Глава четырнадцатая
С приходом ночи Торнхолл погружался в кромешную тьму. Из соображений безопасности — всё здесь было деревянным — тщательно гасили огни, включая факелы и плошки, освещавшие днём лестницы и витые коридоры. Единственный свет — тусклое мерцание фонарей — оставался у стражников на дозорной башне да частоколе. Стражники эти, как приметил Геральт, к службе и обязанностям относились спустя рукава, полагаясь на неприступность острова. Ясно было, что остров и форт давным-давно никто всерьёз не тревожил, отчего стража обленилась и погрязла в рутине. Геральт был уверен — именно поэтому водяной мог беспрепятственно шастать по погружённому во мрак строению. Более того, от глаз стражников-лежебок укрылось бы, пожалуй, даже стадо гиппокампов, вздумай они перемахнуть через частокол.
Для Геральта темнота, понятное дело, помехой не была — его мутировавшим глазам хватало звёздного света. В здании он полагался ещё и на слух. А также на нюх — водяные, как он знал, смердели рыбьей слизью, тиной да гниющим тростником.
Нынче на частоколе не было ни души, вся стража сидела в караулке за картами, жалуясь на собачью службу на этом чёртовом острове, где и жалованье потратить некуда — до корчмы и борделя не добраться, всё вода кругом.
Геральт обошёл частокол по кругу, высматривая какую-нибудь щель под сохнущими вершами, через которую пробирающийся с озера водяной мог бы проскользнуть внутрь. Не найдя ничего подозрительного, вошёл в здание. Коридор, ведущий на кухню, он уже проверил раньше, теперь решил осмотреть проход к покоям маркграфа, оружейной, кладовой и караульным помещениям. Едва ступил туда, как медальон сильно задрожал, завибрировал и застучал под рубахой.
Сделал несколько шагов — медальон успокоился. Повернул обратно. Через пару шагов медальон снова ожил. Отступил — вибрация стихла.
Что-то в коридоре источало магию.
Ведьмак поднял ладонь, сложил пальцы в Знак. Вокруг тотчас стало светло. Подошёл ближе, всмотрелся. Пришлось почти прижаться лицом к стене, но, наконец, он разглядел.
На стене тонкой, едва различимой линией был начертан углём контур. В форме двери. И сомнений не было — именно этот контур и был магическим.
Ни один из известных Геральту бестиариев не приписывал водяным колдовских способностей. Все, однако, отмечали их необычайную хитрость и изворотливость, и сходились в том, что водяные, точно обезьяны, умели подражать всему увиденному.