– Свершилось, Малфутка моя, – обратился к ней монах, назвав ее прежним древлянским именем. – Я узнал, что княгиню Ольгу решено принять в Палатии сразу после празднования Рождества Богородицы[143]. И – слава Создателю! – теперь многое может измениться.
– Что? Что изменится? – отнюдь недружелюбно буркнула ведьма. – Думаешь, как падет княгиня в ножки базилевсу, так и веру вашу поспешит принять? Этого ты ждешь?
– Так и будет, – уверенно отозвался монах.
– Нет, Ольга не поверит в вашего Бога! – Голос Малфриды стал срываться. Она вдруг вспомнила, что Жерь ей сказала: Ольга привезет из Византии нечто, что изменит мир Руси. И это могла быть только вера, которая развеет все чародейское.
– Не будет она креститься! – упрямо повторила ведьма. – Хотя, что там говорить, и на Руси некоторые уже стали поклоняться Христу. Однако их все же слишком мало, чтобы чужая вера победила нашу, исконную. Княгиня это понимает. Она мудрая правительница. А еще, – Малфрида вдруг улыбнулась некой своей мысли, – еще у нас есть князь Святослав! И никто так не почитает Перуна, как этот князь-воин.
– Мы мало говорили с тобой о сыне Ольги и Игоря, – заметил после некоторого раздумья Никлот. – Но ты много мне поведала об Ольге. И я понял, что она и впрямь великая правительница. Женщина – а сумела подчинить такую воинственную державу, принесла ей мир и процветание. Одного только она не осилила: Русь в мире не признают, ее опасаются. Опасаются русской воинственной религии, опасаются ее чародейства. Ты сама знаешь, как мало иноземных купцов решаются приехать на Русь. А без торговли Русь так и останется отдаленной полудикой землей, отрезанной от всего иного мира. И мудрая Ольга это понимает. Поэтому она будет креститься хотя бы из расчета. А там… Там, с Божьей помощью, все уладится.
Малфрида молчала. Она не считала, что все уладится. Ей была дорога Русь такой, как она есть: с ее богами и жертвоприношениями, с ее тесно живущими рядом со смертными нелюдскими духами, Русь с ее страхами и колдовством. Это была ее, ведьмина, Русь!
Но она смолчала, когда Никлот повторил, что Ольга обязательно будет креститься. А после этого с почетом и славой отправится домой. Он же, Никлот, пока, как и прежде, будет укрывать у себя Малфриду, но когда все уладится – он ни на миг не сомневался в этом, – сделает все возможное, чтобы ведьма вернулась к своим.
Глава 13
Ольга разглядывала свой жемчужный венец. Киевские умельцы славно потрудились, создавая столь великолепное украшение: мелкий речной жемчуг тут сочетался с привозным, более крупным морским, вставки бирюзы надо лбом придавали молочно-матовым жемчужинам некий холодный оттенок, сами скатные бусины были нанизаны так, чтобы создать узорчатое плетение, где над двойным очельем поднимались завитки и волнообразные линии, переходящие в высокие ажурные зубцы. Казалось, что этот венец принадлежит не простой смертной, а некоей морозной владычице и сделан не руками людей, а будто самой природой создан из инея и льда. Особенно княгине нравились располагавшиеся по бокам белоснежные гроздья подвесок, обрамлявшие лицо и ниспадавшие ниже ключиц. Да, хороша работа. Сейчас, когда Ольга повидала в Царьграде творения ромейских ювелиров, считавшихся непревзойденными мастерами, она все же находила, что ее русский венец не уступит местным украшениям. И хотя однажды она уже надевала это жемчужное ажурное чудо – тогда ее корабли только вошли в гавань Золотого Рога, – именно в этом венце Ольга решила пойти на прием к императору.