Ведьма на Иордане

— Давайте немного погуляем. Сегодня так легко дышится.

Дышалось, по правде говоря, вовсе не легко. Мороз слегка отпустил свои объятия, и воздух казался сырым, напитанным влагой. Когда они отошли от дома на приличное расстояние, Мирьям сказала:

— Мне вовсе не хочется гулять, но разговаривать, зная, что каждое твое слово может быть услышано кем-то третьим, не хочется еще больше. Ведь правда?

Она искоса взглянула на Янкла, ожидая от него подтверждения, и он немедленно кивнул. Ему очень понравилось, как эта незнакомая девушка сразу провела черту между ними и всем окружающим миром. Одна фраза, и вот уже они вдвоем по одну сторону, а все остальные — по другую. Было в этом что-то очень интимное, сближающее, чего он еще никогда не испытывал ни с одной женщиной. В его коротком и неловком опыте общения с распутницами Данцига все выглядело абсолютно по-другому. Там не было ни тепла, ни доверительности, а только грубая, пачкающая душу животность, после которой хотелось содрать с себя кожу от омерзения.

— Давайте поговорим друг о друге, — продолжила Мирьям. — Я о Мирьям, а вы о Янкле. Мы ведь встретились, чтобы оценить. Я вас, а вы меня. Ведь так?

Она снова искоса взглянула на Янкла. Видимо, эта была ее манера разговаривать. Он снова кивнул, и Мирьям продолжила:

— Мы ведь хотим понять, подходим ли для совместной жизни. Так давайте не будем играть в прятки, а честно выложим все на стол и вместе разберемся — да или нет.

Эта откровенность тоже очень понравилась Янклу. Он было раскрыл рот, чтобы начать рассказ, но Мирьям его опередила.

— Я вижу, вы стесняетесь, — она улыбнулась, и на ее щеках обозначились две продолговатые ямочки. Янкл вовсе не стеснялся, но снова кивнул, точно зачарованный. — Тогда я начну первой. Если вам надоест, можете меня остановить, я не обижусь.

Она снова улыбнулась, и Янкл улыбнулся в ответ. Ему нравилась такая манера разговора. Нравилось то, как Мирьям взяла в свои ручки управление беседой, и ему остается только кивать да улыбаться. Подчиняться такой красавице было сущим удовольствием.

Мирьям начала рассказ. Она родилась в зажиточном доме, ее отец торговал лесом и поначалу весьма преуспел. Традиции в ее семье соблюдались, но без пыла и жара, а, как она выразилась, лукаво улыбнувшись, на медленном огне.

— То есть, — тут же пояснила Мирьям, не дожидаясь вопроса собеседника, — запрещения старались не нарушать, а указания выполнять, но если какое-либо из них сильно мешало торговым делам или удобству жизни, то… Бог ведь милостив и любит своих детей, не так ли?

— Ну-у-у, — неопределенно протянул Янкл, — наверное, милостив. Видимо, любит.

В его доме руководствовались теми же соображениями, но пока об этом он не хотел говорить. Мысль о том, что Мирьям выросла в той же атмосфере, что и он, сначала обрадовала его, а потом огорчила. Янкл хорошо знал все недостатки такого воспитания и понимал, что выпутаться из этой сети, подобно тому как вырвался он сам, весьма непросто. Подойдет ли ему девушка, относящаяся к заповедям с прохладцей, годится ли для его будущего семейного очага «медленный огонь»?

А Мирьям продолжала рассказывать. Когда ей исполнилось шестнадцать лет, отец разорился. Все ушло с торгов за долги: дом, драгоценности матери, фортепиано, даже ее шубка. Они переехали в крошечную квартирку на бедной окраине Варшавы и влачили нищенское существование. Отец каждый день уходил из дома полным надежд, ему казалось, будто былое благополучие вернется, стоит только провернуть одну удачную сделку. Но от него отвернулись все, даже былые партнеры. Неудача отталкивает, ее боятся, словно заразной болезни.

По вечерам отец возвращался потухшим и усталым, а спустя несколько месяцев пропал. Просто не пришел домой, и все. Мать обегала больницы и морги Варшавы, ходила по полицейским участкам, расспрашивала знакомых — бесполезно. Словно в воду канул.

Многие считали, будто он от отчаяния покончил с собой, но мать уверена, что отец пустился в какую-то торговую авантюру.

Что произошло на самом деле, никто так и не узнал. Отец бесследно исчез, и кормиться теперь нужно было самостоятельно. Знакомые и бывшие друзья отца собрали какие-то деньги, Мирьям выучилась шитью у модной портнихи и начала работать в ее мастерской. Поначалу заработок получался скромным, но с каждым месяцем он становился все больше и больше. Очень скоро Мирьям поняла, что значительная часть денег оседает в карманах хозяйки, и решила работать на себя. Но пробиться сквозь конкуренцию, создать себе имя совсем-совсем непросто.

— Я мечтаю вот о чем, — воскликнула она с жаром, прикоснувшись к рукаву пальто Янкла. — Посмотрите, как одеваются наши женщины! Это ведь не одежда, а какие-то балахоны, мешки с прорезями для головы. А уж если кто хочет принарядиться, то напяливает на себя такое безвкусное безобразие, что глаза на лоб лезут.

Конечно, законы скромности диктуют длину рукавов, запрещают декольте, не позволяют подчеркивать достоинства фигуры. Но ведь то же самое можно сделать куда более элегантно и с изяществом, пусть минимальным.