Вечный всадник

— Нет! — вдруг выкрикнул окончательно пришедший в себя председатель. — Гроза! Гром! Это все можно объяснить с точки зрения науки. Я телевизор смотрю! Я все знаю! И это значит: я — не готовый человек?! Для чего не готовый? Я перевыполнил план заготовок, у меня благодарности…

— Простите, — встал из-за стола незнакомец. — Я опять вынужден вселиться в вас!

В тот же миг раздался грохот, отблеск молнии озарил комнату. Оглушенный Иван Васильевич присел на диван и, оглядевшись, убедился, что он в комнате один. Подойдя к окну, председатель увидел быстро расползавшиеся по небу облака, как будто кто-то им скомандовал: «Вольно! Разойдись!» — увидел робкие, но веселые лучи солнца, хотел улыбнуться, но не смог и выругался, снова ощутив волнение.

«Что значит я не готовый?! — окутала его мозг беспокойная мысль, а за ней возникла другая и повлекла за собой целый поток сознания: — Точно, не готов я руководить «Сельхозтехникой»! Ведь я с полеводческой бригады начинал! Не знаю даже, как подступиться к этому трактору! И слабинка есть. По субботам и воскресеньям бываю не очень трезвый. В прошлом году телятник загорелся. Как назло, в воскресенье, а я качаюсь. И многие мужики тоже. Еле загасили. А с чего пожар вышел? По моей халатности. Пожарники советовали в кормоцехе кирпичные стены построить, а я отмахивался: мол, стоит телятник тридцать лет и еще столько простоит, пока не сгниет дерево. А дерево не кирпич. Печь накалилась — и дерево вспыхнуло. На авось понадеялся. Нет во мне стержня, чтобы во всем на уровне держаться. Потому, видимо, сбои даю и селькора Федора из колхоза выпроводил. Сатиры его не выдержал. Он тоже хорош — по всякому поводу писал в газету. Ферма стынет — пишет, удобрения не завезли — снова писулька, клуб на замке — целый фельетон! Можно подумать, что все беды в одном нашем колхозе! А вообще-то парень душевный, за дело болел. Куда-то на Север завербовался. Вернется — помирюсь. Бог с ним, пусть себе пишет. А клуб до сих пор не работает. Кино в коровнике крутим. Под мычание коров! Форменная срамота! Правильно писал Федор. И если бы у него духа хватило, если бы еще пару фельетонов отписал, то сегодня играла бы в нашем клубе музыка! Наверняка! А сам я что? Что думал? Факт! Не готовый я еще руководить в районном масштабе. Колхозники ко мне привыкли. Знают меня, прощают слабости. И жену терпят. Как председательшей стала, к ней не подойдешь. Голову запрокинет, смотрит поверх всех. Как принцесса, не менее. Прическа на ней трехъярусная. Неведомо как держится. А что под прической — это только я знаю. И лучше никому не говорить. На ферму как на бал идет — на высоченных каблуках. У входа в сапоги переобуется, а после работы обратно. И что в магазин из одежды или обуви приходит, она первая осматривает прямо в подсобке. Кто ей такие права давал? Никто! Колхозники злятся, но терпят. Кто из-за боязни, а кто меня обидеть не хочет. И ежели она в городе зачастит по магазинам и базам — сраму не оберешься! А что я сам? Чем отличаюсь? В городе спектакль смотрели — я многого не понял. Учитель понял, загорелся, что-то мне доказывает, я с ним соглашаюсь, но о чем разговор — не разумею. В ресторане тетрадку с обозначением блюд назвал кормовой ведомостью, а она называется «меню». Люди смеялись. До коликов. Не рановато ли брать под начало столько народу и техники?! Техники! Ведь она у меня до сих пор под открытым небом! Николай новую «Волгу» в один день загубил, потому что был не готовый к ее вождению. И правильно сказал обо мне этот чертов бес — не готовый я еще, совсем не готовый! Но с другой стороны, когда еще случай подвернется? Годы бегут. Не век же здесь сапогами месить грязь? Охота по асфальту пройтись, в ванне полежать, постричься, как люди. Я ведь уже стал городских ненавидеть, потому что они ничем меня не лучше, а живут чище, интереснее. Конечно, они в этом не виноваты, но и меня понять можно. Я всю жизнь, как говорится, провел на переднем крае. Заслужил отдых. Пусть кто-нибудь подменит меня. Пора уже. И совершенно зря попутал меня этот бес! Я прямо так и скажу Егору Платоновичу. Но поверит ли? Засмеет еще. А может, и взаправду галлюцинация была? После шаровой молнии?»

На следующий день с утра, как по приказу, засветило на полную мощность солнце, захрустел под ногами снежок, дышалось легко, как будто кто-то выпустил в воздух гигантскую кислородную подушку. Николай вовремя подал газик. До города доехали быстро, с разговорами. Николай хвалил свою жену, и чем больше рассказывал о ее прелестях и способностях, тем неувереннее звучал его голос. Иван Васильевич в нужных местах поддакивал шоферу, улыбался, чувствовал себя прекрасно.

Только при въезде в город его смутил продолжительный раскат грома.

— В самом центре бабахнуло! — заметил Николай. — Солнце светит, зима, и на тебе — гром!

— А может, учение идет в воинской части? — засомневался председатель.

— Воинская часть где? И где бабахнуло? — возразил Николай.