Вечный всадник

Семушкин подготовил необходимые чертежи, составил таблицы и выводы и все это понес туда, где принимают подобные изобретения. Предварительно он побрился в парикмахерской высшего разряда, где ему нечетко подровняли виски, сняли лишние с точки зрения парикмахера волосы, а остальные уложили и спрыснули совершенно непахнущим одеколоном, то ли от природы таким, то ли разведенным. Семушкин хотел сказать, что нужно еще подровнять виски, но парикмахер легким и непринужденным движением спихнул его с кресла и безапелляционно произнес:

— Следующий!

В учреждение, где принимают изобретения, Семушкин проник сравнительно легко. Пожилой мужчина с выгоревшей повязкой на рукаве поначалу не хотел пускать Семушкина, подозрительно косился на него, как на врага, но, в конце концов выяснив, что он идет не в столовую, а по делу, пропустил и даже подпихнул к большой двери, на которой висела табличка: «П. П. Пантелеев».

Грузный человек с оплывшим лицом услышал, что в его кабинет вошел Семушкин, но поднял глаза не сразу, а через минуту, когда Семушкин от столь неожиданного холодного приема успел растеряться и отчасти потерять дар речи. Пантелеев мгновенно оценил возможности и опасность рационализатора. По неровно подстриженным вискам он понял, что Семушкин человек нетребовательный, покладистый, а по наивным и чистым глазам решил, что он не станет жаловаться и склочничать. Пантелеев молча взял из рук Семушкина пакет, с удивлением вынул из него чертежи и таблицы, как будто ожидал чего-то другого, затем положил их обратно, встал, крепко пожал руку Семушкина и, одобрительно кивнув ему, спихнул в соседний кабинет.

Там за мощным столом сидел юркий человечек со смазливым личиком и пустыми серыми глазками. При виде Семушкина он стал источать из себя улыбки, радостные вздохи и междометия, быстро просмотрел чертежи и таблицы, участил улыбки, добавил к ним восклицания, обещания и спихнул рационализатора в комнату, расположенную в конце длинного коридора. В комнате сидели два еще недавно молодых человека — брюнет с нахмуренными белесыми бровями и блондин с пшеничными, тщательно подстриженными усиками. Семушкин застыл в нерешительности, не зная, к кому из них обратиться.

— Вы были у Бахметьева? — неожиданно и очень серьезно вопросил брюнет.

— У какого? — еле вымолвил растерявшийся Семушкин.

— У того, который в командировке, — уточнил брюнет.

— Не был, — покачал головой Семушкин.

— Ну вот, — вздохнул брюнет и спихнул Семушкина блондину.

Блондин откинул голову назад и, приглаживая усики, вопросительно посмотрел на рационализатора:

— У вас чего?

— Универсальная оснастка для токарного станка! — гордо произнес Семушкин. — Повышает производительность от двадцати до восьмидесяти процентов!

— И чего вы хотите? — как бы между прочим поинтересовался блондин.

— Внедрить! — радостно воскликнул Семушкин.

— А! — удивленно зевнул блондин. — А кто ваши соавторы?

— У меня нет соавторов, я все сам придумал, во внерабочее время, — стал объяснять Семушкин.

— Хорошо, оставьте, — сказал блондин, — а лучше возьмите и покажите Бахметьеву.

— Но он в командировке, — возразил рационализатор.

— Вернется, — отпарировал блондин, — не пройдет и года. Он уехал обмениваться опытом. Ваше изобретение как раз по профилю Бахметьева.

— Так что же — откладывать на год внедрение? Вы шутите. Ведь прибыль от моей оснастки за год составит, даже по одному нашему заводу, знаете сколько? — начал подсчитывать в уме Семушкин.

— Ладно, — вмешался в разговор брюнет, — если вы все-таки настаиваете на своем, то пойдите и зарегистрируйте свое изобретение у дяди Васи.

— У кого? — выпучил глаза Семушкин. — У какого дяди Васи? Который в командировке?!

— Он внизу, у входа, — мрачно произнес блондин и выпихнул Семушкина в коридор.

Дядей Васей оказался пожилой мужчина с выгоревшей повязкой. Он сказал, что зарегистрировать изобретение сегодня не может, поскольку забыл дома очки и вообще стоит здесь для того, чтобы не пускать чужих работников в столовую.

— Что же мне делать?! — воскликнул отчаявшийся Семушкин, тяжело дыша и вращая обезумевшими глазами.

— Идите вы! — сочувственно произнес дядя Вася и спихнул Семушкина в парадное.