Вечный всадник

— Знаю. Не хватает нового оборудования, — сказал Лешка, посмотрел в глаза писателя и осекся, увидев, что тот все понимает и чувствует. Лешка покраснел и, чтобы скрыть смущение, стал пить остывший чай, пил его осторожно, маленькими глотками, как будто он был горячим, и наконец, придя в себя, заговорил взволнованно: — Если хотите, чтобы стало лучше, напишите обо всем. Я люблю Маяковского. Он писал о том, чем гордился и что ненавидел, о советском паспорте и о том, что надо волком выгрызать бюрократизм, о дряни. Напишите о Колюхе!

— О ком? — переспросил писатель, не разобрав имени.

— О Колюхе. Есть у нас в городе бич с таким именем. И не он один бездельничает. Но о нем и ему подобных никто не пишет. Пишут о Тихонове, о Пряжникове, обо мне, а о Колюхе — никто. И это его устраивает. Он ведет преспокойную хмельную жизнь, опустился до того, что может сделать любую гадость. А если бы о нем писали, если бы на него все показывали пальцем — не уверен, чтобы он чувствовал себя спокойно. А то что же выходит: мы вперед идем — и он с нами?! И еще скажу — есть люди, которые в жизни не сачкуют, не экономят здоровья, силы и чувства, и есть другие, которые сто раз просчитают, во что им обойдется каждый шаг и какая от него личная выгода. У одних одна отдача, у других иная. Мы, буровики, проникаем в глубь земли, а в глубину наших душ заглядывают не всегда. Возьмите кино. Нашу жизнь иногда показывают поверхностно, в основном, тогда, когда мы на работе. А души нашей почти не касаются, наших переживаний, обид, ошибок, страстей. В лучшем случае от новатора уйдет жена, уйдет к какому-нибудь приспособленцу или краснобаю. Это чтобы мы попереживали малость. А потом вернется. Чтобы мы опять возрадовались. А у нас трагедии бывают. Один парень бросился в ледяную воду, что прорвалась в котлован, хотел спасти машину. Вытащил, а сам на всю жизнь остался инвалидом первой группы. Ему потом говорили: «Стоила ли эта машина твоего здоровья?» А он отвечал: «Вероятно, не стоила, но я об этом тогда не думал и сейчас думать не хочу». Инвалид первой группы. Сегодня жив, а что с ним будет завтра — никто не знает. Даже врачи. И в семьях не у всех все ладно. И безответная любовь не редкость. Я думаю, что она будет даже при коммунизме. И если фильм трогает, задевает душу, то зрителей полно. И рекламы не надо. Вот в индийских фильмах — трагедии. Хотя фильмы не очень. Но люди на них идут. И боевики бывают не ахти, но народ на них валит, желает посмотреть другую жизнь. Я так считаю. А вам за внимание и теплоту спасибо.

— Благодарю, — сверкнул глазами писатель. — Вам далеко? Я подвезу!

— Не надо, — покачал головой Лешка. — Ведь вы не любите машину.

— Не люблю, — согласился писатель. — Пропади она пропадом!

VII

«Здравствуй, мама! Я пришел к тебе. Но не расставался с тобой никогда. Я смотрю на фотографию и вспоминаю, что ты редко была веселой, и вижу твой тревожный взгляд, ты знала свою судьбу и волновалась за меня, переживая, как я буду жить, когда останусь один. Не беспокойся, мама, у меня все хорошо, почти все, полностью хорошо, наверно, не бывает ни у кого. И у меня есть трудности, я еще не во всем разобрался, люди встречаются разные — добрые, злые, с виду добрые, но на деле злые, могут понравиться и обидеть. Тут надо проявить выдержку, не обидеться, не обозлиться на всех людей вообще. И мне это удается. Правильно говорил дедушка: «Обидчики не достойны нашей обиды!» Я знаю — один человек ранил тебя в самое сердце. И эта рана мучила, съедала тебя всю жизнь. Я помню, как об этом сказал врач: «Нож вынут, а рана осталась». Ты моя милая, дорогая мамочка, ты была такой нежной, доверчивой, ты не могла справиться с обманом, не выдержала удара и, познав горе, очень волнуешься за меня. Не беспокойся, мама! Я теперь знаю цену плохим людям, знаю, что от них можно ожидать, и если столкнусь с ними, то буду держаться увереннее. Я презираю их, но мстить им не собираюсь, не хочу опускаться до их незавидного бытия. И я думаю, что если бы срезали северные надбавки, то даже в нашей передовой бригаде могли поредеть ряды. Это правда, и правда, мама, что есть такие люди, как Тихонов, не во всем безупречные, могут даже в чем-то ошибиться, но в главном честные, и совершенно не играет роли, откуда человек родом — из города или из деревни. Тихонов — ленинградец, Пряжников — из села, наша бабушка, композитор, студентка, писатель — москвичи, но душевный настрой, отношение к жизни у них схожи, и я верю им, мама. Я обязательно буду учиться, чтобы у меня был весь мир, пусть не весь, но хотя бы в такой мере, чтобы жить стало интереснее. И я добьюсь своего. Я стал сильнее, мама, честное слово! В конце лета я приеду на целый месяц. Мы еще о многом поговорим с тобой. Не тревожься за меня, до свидания, мама!»

Лешка привстал с железной скамейки, вбитой в землю возле могилы матери, и пошел по аллее мимо уже знакомых памятников. Некоторые могилы находились в запустении — то ли родственники забыли умерших, то ли сами легли рядом.