Вечный шах

мимо скамейки, зыркнула отчаянным глазом на Виктора.  Комиссар  и  поручик

украдкой глянули на  сценариста:  проверяли,  адекватна  ли  его  реакция.

Адекватна: сценарист  поднялся,  потянулся,  как  полковник,  и  рванул  в

вестибюль.

     Лиза была одна - тактичные подружки  удалились.  Неунывающей  девушке

нравилось спать со сценаристом: и просто так, и престижно, и  кое-какое  в

связи с этим привилегированное положение.

     Виктор подошел и поведал малоприятную новость:

     - У меня в номере пьяный Серега спит.

     - Тогда ко мне, - решительно предложила она. - Моя соседка  в  Москву

уехала.

     В номере он обнял ее и положил подбородок на ее плечо.  Она  тихонько

расстегнула его рубашку, ладошкой провела по волосатой груди,  куснула  за

мочку ближайшего уха и шепотом сообщила в то же ухо:

     - Я соскучилась по тебе, Витя.

     В дверь постучали, и ласковый детский голосок позвал:

     - Лизочка, можно тебя на минутку?

     -  Инка-ассистентка,  змея,  -  почти   беззвучно   прошипела   Лиза,

выпросталась из-под простыни, натянула халат, открыла дверь на малую  щель

и в щель выскользнула в коридор.

     Поспать по-настоящему перед ночной съемкой не удалось. Виктор  глянул

на часы (было без двадцати семь), вздохнул, спустил  ноги  с  кровати,  и,

сидя, стал одеваться. Вернулась Лиза, села рядом, сказала:

     - Тебя режиссер ищет.

     Он встал, натянул портки, застегнул их, наклонился и поцеловал Лизу в

щеку. Извинительно поцеловал.

     Режиссер  обитал  в   апартаментах,   предназначенных   для   знатных

иностранных гостей. И коврик афганский, и телевизор японский,  и  креслица

финские. Режиссер и  оператор  возлежали  в  ожидании  Виктора  в  кожаных

креслах. Дождались.

     - Чего надо? - грубо спросил сценарист.

     - Я соскучился по тебе, Витя, - повторил Лизины слова режиссер.

     - А я - нет, - признался Виктор и бухнулся на диван.

     - Как отдохнул? - невинно  поинтересовался  оператор.  Проигнорировав

этот провокационный вопрос, Виктор  сходу,  чтобы  не  опомнились,  сделал

заявление:

     -  Никаких  существенных  изменений  в  сцене  на  болоте  не  будет.

Перелопачивать ее - значит, перелопачивать весь замысел. Этого вы от  меня

никогда  не  дождетесь,  -  высказавшись,  Виктор  победоносно  глянул  на

собеседников. Те скалились, чем его сильно рассердили:

     - Развеселились тут! Хотите снимать  авторское  кино  -  снимайте  по

своим сценариям!

     - Чего он орет? - недоуменно  спросил  режиссер  у  оператора.  -  Ты

спросил его переделывать сцену? - Оператор отрицательно  помотал  лохматой

головой. - Я просил его переделывать сцену?

     - Просил, - перебил вопросительный монолог Виктор.

     - Виктор, ты не  прав,  -  с  лигачевскими,  умело  воспроизведенными

интонациями возразил режиссер. -  Я  просил  тебя  подумать  над  ней.  Ты

подумал?

     - Буду я еще думать!

     - Я понимаю, тебе некогда было, - мягко вошел в сложное  сценаристово

положение  режиссер.  Не  сдержавшись,  оператор  восторженно  хрюкнул.  В

отличие от оператора, Виктор сдержался.  Только  подышал  некоторое  время

достаточно бурно. Отдышавшись, спросил:

     - Тогда зачем я вам?

     - Легкая корректировка диалогов в связи с натурой, Витя,  -  объяснил

режиссер.

     - На съемке.  По  мизансцене,  -  решил  Виктор.  -  Тем  более,  что

доблестный поручик, носитель, так сказать, идеалов столь  любимого  тобой,

Андрюша, белого движения, лезть в болото категорически отказывается.

     Бунт на корабле, бунт на корабле! Глаза режиссера округлились, как  у

Петра Первого, он встал, прошелся саженьими  (как  на  картине  у  Серова)

шагами по афганскому ковру, подумал, подумал и рявкнул:

     - Он у меня в дерьмо полезет, охламон трусливый!

     - Я про дерьмо не писал, - скромно напомнил Виктор.

     - А ты напиши, напиши, чтоб я его туда загнал!

     - Ну, режиссерский норов показал, и будя! - прервал идиотский монолог

оператор. - Я так понимаю, что с творческими  вопросами  покончено?  Тогда

давайте чай пить. Чаю хочешь, Витя?

     - Твоего - хочу, - ответил Виктор.

     Оператор понимал себя великим докой по заварке чая,  и  действительно

был им.  Он  приступил  к  священнодействию.  Все  свои  многочисленные  -

индийский, цейлонский, китайский, краснодарский, черт-те какой чаи,  ведро

с родниковой, каждодневно обновляемой  водой,  электрический  чайник,  два

заварных он хранил в режиссерских апартаментах, потому что  в  его  люксе,

выбитом у администрации в связи с необходимостью надежно хранить пленку (в

холодильнике) и камеру  (в  спальне  на  отдельной  кровати)  на  законных

основаниях толклись безответственные ассистенты,  которые  по  легкомыслию

могли  использовать  все  эти  предметы  варварски  и  не  по  назначению.

Счифирить, допустим.

     Оператор кипятил,  смешивал,  засыпал,  заливал,  накрывал,  доливал,

ждал. Виктор и Андрей сидели, как в театре.

     - Чашки готовьте! -  приказал  оператор.  Виктор  и  Андрей  послушно

перенесли из буфета на столик замечательные казенные чашки.

     Маэстро разлил по чашкам золотисто-темный и тем не менее замечательно

прозрачный чай. Попаузили,  чтобы  пить  слегка  остывший,  чтобы  ощущать

глоток,  чтобы  полностью  почувствовать  букет.  Откусили  по  маленькому