Вечный шах

     - Сейчас мы с ним этот вопрос обсудим,  -  решил  Казарян  и,  поймав

прячущийся взгляд Виктора, кивком и морганием обоих глаз позвал его.

     Виктор понял, что засечен уже тогда, когда те двое заговорили.  А  по

взгляду Казаряна знал, о чем они говорили. Поведал Мише:

     - Опознали. Зовут. Придется идти.

     - Отнесись к этому философски, - напутствовал его Миша.

     - Привет, - сказал Виктор, подходя к стариканам.

     - Садись, - пригласил его Казарян.

     - Постою, - отказался Виктор, давая тем самым понять, что не  намерен

вступать в долгие беседы. Казарян скрытого хамства не прощал:

     - Стой, если пока еще можешь.

     - Я не пьян, - успокоил его Виктор. - Итак: спрашивайте - отвечаем.

     - Спрашивать-то вы спрашиваете, но не отвечаете. Ни за что,  -  вновь

врезал Казарян. Алик, прерывая пикировку, мягко перешел к делу:

     - Тебе бы, Витя, Ксюшку навестить. Скучает девочка без отца.

     - Нюрку видеть не хочу, - признался Виктор.

     - Ксюшка у нас живет сейчас. Нюра в отъезде на три месяца. В Ташкенте

курс читает.

     - Ишь как растет мать моей дочери! Раз такое дело, папа Алик, завтра,

как протрезвею, обязательно приду. - Виктор искренне радовался - и они это

видели - возможности повидаться с дочерью. Но Казарян удержаться  все-таки

не мог:

     - А говоришь - не пьян.

     - Я не пьян, я  сильно  выпимши,  -  уточнил  Виктор,  без  смысла  и

надобности оглядывая жующий зал. Двое хорошо  одетых  мужчин  подходили  к

дверям. Видны были  только  их  спины.  И  вдруг  один,  поменьше  ростом,

погладил себя по голове, женственно поправляя прическу. Виктор  спросил  у

Казаряна как бы между прочим:

     - Роман Суренович, вы случайно не заметили, кто сейчас вышел из зала?

     - Один - Сережа Тареев, оператор,  а  второго  не  узнал,  -  ответил

Казарян.

     - Минуточку, - сказал Виктор. - Минуточку.

     И пошагал к выходу. Увидев это, Миша от их стола отчаянно заблажил:

     - Витька, ты куда?!

     Не надеясь на лифт, мчался по лестнице. На третьем этаже  заглянул  в

ресторанный сортир. Никого. Далее до  вестибюля  считал  неверными  ногами

ступеньки без остановок. Вестибюль  был  пуст.  Кинулся  в  общий  сортир.

Никого. На всякий случай спросил у  гардеробщицы,  бездельной  по  летнему

делу:

     - Случаем не заметили, кто сейчас выходил?

     - Сережа Тареев, а с ним знакомый кто-то, но не узнала, - скучно было

гардеробщице, желала она поговорить, но Виктор уже поднимался по лестнице.

Поднялся на пролет и вызвал лифт, который сей момент открылся - был внизу.

Видимо, эта парочка им и спустилась.

     Вернулся к  столику  Казаряна,  на  этот  раз  присел.  Посмотрел  на

Суреныча по-собачьи, ласково так попросил, почти моля:

     - Вы же всех знаете, Роман Суреныч, ну,  вспомните,  пожалуйста,  кто

был с Сережей. Для меня это очень важно.

     - Ну, не узнал, Витя,  ей-богу,  не  узнал  -  виновато  оправдывался

Казарян. И, действительно, виноват был, он должен знать и  узнавать  здесь

всех. Виктор сложил ладони палец к пальцу,  зажал  их  меж  колен  и  стал

рассматривать близкую скатерть. Помолчал, потом поведал скатерти:

     - Господи, как этот фраер мне нужен.  -  Встал,  отряхнулся.  -  Папа

Алик, завтра я у вас в гостях. Приятного аппетита.

     И пошел  к  своему  столику,  не  ответив  на  казаряновский  вопрос,

заданный ему в спину:

     - С чего это ты так протрезвел, Витя?

     Миша на него не глядел - обиделся. Пообижался, пообижался и спросил:

     - Чевой-то ты метался?

     - Надо  было,  -  невежливо  ответил  Виктор  и,  на  всякий  случай,

схватился за последнюю, хилую-хилую соломинку: - Ты случайно не видел, кто

с Сережкой Тареевым уходил?

     - Как не видеть? Видел. С поганцем Митькой Федоровым.

     - Так, - сказал Виктор.

     Митька  Федоров,  Митька  Федоров  -  киношный  человек.  Есть  такое

понятие. Чаще всего киношный человек - немного сценарист документального и

научного  кино,  немного  критик  в  специзданиях,  автор  популярных,  не

претендующих  на  исследовательскую  глубину  монографий  об   актерах   и

режиссерах, активный участник премьер, кинонедель, фестивалей. Таким был и

Митька Федоров. Кроме общих черт, Митька обладал и  индивидуальными:  умел

быть легким,  контактным,  остроумным  -  правда,  без  меры,  молниеносно

сходился    со    знаменитостями,    о    которых     писал,     становясь

человеком-громоотводом  для  горестных  излияний  их,   знаменитостей,   о

несчастной, неудавшейся жизни. Одно  время  и  у  Виктора  Кузьминского  в

приятелях ходил.

     - Так, - повторил Виктор.

     - Так-то оно так, - согласился Миша. - Но, может, выпьем?

     - Выпьем, - кивнул Виктор. - По последней. А  потом  я  домой  поеду.

Спать.

     - А договаривались до упора! - Миша опять обиделся.

     С утра  гуляли  с  Ксюшкой  по  остоженским  переулкам,  обстоятельно

беседуя на ходу о важнейших вопросах бытия. Шестилетняя дочь относилась  к

отцу любовно, и в то же время покровительственно:  взрослый  человек  этот

многого не понимал и часто не знал элементарных вещей. Погуляли всласть.

     В середине дня Виктор отправился в небольшое  путешествие  наконец-то

на собственной машине. Есть одна неприметная точка  общепита  в  Москве  -

стеклянная кафушка в районе Ховрина. Его несколько раз водил туда занятный