Вечный капитан

В Бахмач мы успели раньше татар. Они появились утром. Передовой отряд в сотню человек. Эти не сразу опознали меня. Я поскакал к ним с двумя дружинниками. Навстречу нам выехали тоже трое. Двое были башкирами, третий аланом.

Я поздоровался на башкирском и аланском и спросил на тюрском:

— Из какого тумена?

— Хана Орду, — ответил один из башкир, у которого лицо было полным круглым и безволосым.

Судя по голосу, не евнух, но щетины не видно.

— Передадите Орду привет от князя Путивльского, скажите, что это мой город, и дальне на восток тоже мои. Пусть идет на север. Там города больше и богаче, — сказал я.

— Это тот самый князь, который на всех языках говорит! — радостно вспомнил второй башкир, помоложе и с довольно густыми усами.

— Да, — сказал я на башкирском, потому что знал на этом языке всего десяток слов.

Со мной учились в институте два башкира, Камиль и Айдар. Они и научили меня, как я называю, туристическому набору слов на башкирском.

Жители Бахмача наблюдали за моими переговорами с городских стен, давно не ремонтировавшихся. Наверняка деньги выделялись, но посадник пустил их на более важные нужды — ремонт собственного двора. Монголы помогут ему уйти от наказания за воровство, но будет наказан за глупость. Он с дружиной уплыл в Чернигов. Когда горожане убедились, что нападения не будет, осмелели и даже поторговали с кочевниками, обменяли еду на трофеи. Я задержался в Бахмаче на десять дней, пока мимо не прошел весь тумен Орду. Сам Чингизид проследовал западнее, мы с ним не увиделись. Где шел тумен Берке, простые воины не знали. Мне тоже было скучно без него.

Чернигов пал в середине октября. Город разграбили и сожгли. Михаил Всеволодович так и не помог своему княжеству. Попытался это сделать его двоюродный брат Мстислав Рыльский, но его маленький отряд быстро разогнали половцы, бывшие союзники, ныне служившие монголам. Преследуя князя Рыльского, они захватили, разграбили и сожгли Глухов. Собирались и ко мне заглянуть, но я их быстро завернул на север. Благодаря этому, Рыльское княжество осталось нетронутым. Оказалось, что и князь Новгород-Северский переметнулся на сторону монголов. Теперь дружит с ними против Михаила Всеволодовича, посмевшего занять его Киевский стол.

Как ни странно, дальше на север монголы не пошли. С наступлением холодов отступили в степь. Ходили слухи, что потребовалась их помощь в Закавказье.

34

Зимой я в очередной раз стал отцом и дедом. Юлия и обе невестки родили девочек. Если первая расстраивалась одна, то вместе с остальными двумя горевали их мужья и свекровь. У Алики появился повод высказать недовольство невесткам, которым она с удовольствием воспользовалась. Упрекнуть ее трудно: как-никак мать троих сыновей. Мне было без разницы. Сартак и Уки еще молоды, успеют нарожать сыновей.

Опять пошли слухи, что на этот раз татары точно не вернутся. В Путивль юродивые с такими байками не приходили. Наверное, предвидели, какое будущее ждет их здесь. Зато в Киеве, как мне рассказали купцы, приехавшие по зимнику, таких было много. Черниговские купцы, сохранившие часть своего имущества, прислали мне в дар плащ на куньем меху и как бы между прочим спросили:

— Можно ли в Чернигов возвращаться или лучше в Киев переехать?

— Про Киев забудьте, — сказал им, потому что не знал, что дальше будет с Черниговом.

Весной я отправился в море. Не столько за добычей, сколько объяснить стерегущим мое судно, что и как надо говорить монголам, чтобы не тронули его. Я позвал старосту деревни на острове Хортица — суетливого деда с библейской седой бородой и широкими, разбитыми руками профессионального гребца, одетого в рваный и когда-то красный кафтан, ставший непонятного ржавого цвета, и обтрепанные снизу порты и босому — и предложил ему:

— Когда придут татары, можете сказать, что вы — подданные князя Путивльского. Тогда они вас не тронут, потому что я их союзник.

Вообще-то, бродников никто не трогает. Переправляться через реки надо всем. На пароме или лодке делать это веселее, особенно, если плавать не умеешь. Но это не донские бродники, вассалы монголов, среди них много половцев. Всяко может получится.

Видимо, староста думал также.

— Точно не тронут? — спросил он.

— Если сами не попросите, — ответил я.

Староста улыбнулся, показав два коричневых зуба, оставшихся в верхней челюсти, и сказал весело:

— Не-е, сами просить точно не будем! — Затем спросил серьезно: — А сколько платить тебе будем за это?

Поскольку даром в эту эпоху только то, что ничего не стоит, и то не всегда, я решил не отказываться:

— Столько же, сколько платили князю Киевскому.

— А что ему сказать, когда потребует оброк? — поинтересовался дед.

— Вы ему осенью платите? — задал и я вопрос.

— Да, — ответил староста.

— Вот осенью и узнаешь, надо ли будет ему что-то говорить, — ответил и я.