Всю зиму я занимался строительством парусника. Сначала сделали разметку на стапеле. Первым положили киль, усиленный снизу для предохранения фальшкилем. К нему прикрепили составные форштевень и ахтерштевень, к которым изнутри – дейдвуд, образующие плавный переход от киля к корпусу. Сверху на киль положили кильсон. К нему и дейдвудам крепят шпангоуты: обычные, более толстый мидель-шпангоут в середине и косые на форштевне. С ними наше сооружение напоминало костяк рыбы, ее хребет с ребрами. Шпангоуты стянули двумя рядами бимсов, поскольку шхуна будет твиндечной – двухпалубной – и укрепили кницами снизу в местах соединения, а дальше от борта подперли пиллерсами. Сверху на них положили стрингеры. Вставили и закрепили обе мачты, снаряженные всем необходимым для крепления парусов и грузовой стрелы. Под пяту каждой мачты я положил по золотому солиду, чтобы дружили с ветрами. Византийцы такой приметы еще не знали. Надеюсь, Эвклид расскажет о ней своим коллегам. Сделали бушприт с утлегарем – выступающее вперед и под углом вверх бревно, похожее на рог единорога, для крепления стакселей. Потом обшили борта встык досками толщиной сантиметров десять-двенадцать. Концы досок входили в шпунты фор– и ахтерштевня и крепились медными нагелями. Там, где будет постоянное соприкосновение с водой, доски тщательно просмаливали и крепили медными нагелями или дубовыми, которые вбивались в отверстия, прожженные раскаленным прутом более тонкого диаметра; а там, куда вода попадала время от времени, не просмаливали, если это мешало людям, но крепили железными гвоздями, которые сверху утапливали в доску и закрывали деревянной пробкой. В районе ватерлинии вставлялись утолщенные бархоуты, а выше – привальный брус. Для обшивки фальшборта использовали сосновые доски. В них сделали порты для весел, по пять с каждого борта. Пригодятся для маневров в порту или узостях. В отсеки возле киля уложили балласт – свинцовые и чугунные болванки, причем первые в середине судна, как более тяжелые. Чтобы они не смещались, в промежутки засыпали мелкие камешки и покрыли деревянным настилом. Потом настелили сосновыми досками твиндечную и главную палубы, полуют и полубак. Между мачтами сделали комингс трюмного люка и ростры для четырехвесельного яла. На корме оборудовали, «утопив» почти на метр в палубу, капитанскую каюты, а на баке – кубрик для команды. Там же, чтобы ветер сносил искры вперед и вбок, не на паруса, соорудили печку из кирпичей, небольшую, на один котел, чего в шестом веке никто не делал. Эвклид даже спросил, не собираюсь ли я сжечь судно?! Нет, но и питаться всухомятку тоже не собираюсь. К грот-мачте приделали стрелу для грузовых работ и спуска и подъема шлюпки, а на полубаке – поворотную грузовую балку для подъема якоря. К ахтерштевню прикрепили руль, длинный румпель которого перемещался над капитанской каютой. Сделали ограничители, чтобы руль поворачивался на тридцать пять градусов на каждый борт. При больших углах эффективность руля падала. Пространство, в котором «ходил» румпель, прикрыли сверху трапециевидным деревянным коробом и оборудовали там ахтеркастель – боевую палубу, прикрытую фальшбортом из толстых досок, чтобы отстреливаться от непрошенных гостей. В будущем собирался поставить там баллисту, но пока на нее не хватало денег. Перед местом рулевого установили нактоуз – тумбу для крепления компаса. Греку я не стал это объяснять, просто показал, что и где надо сделать. Потом надели сегарсы на мачты для крепления триселей, прикрепили рымы, утки, кнехты и прочие приспособления для крепления снастей, швартовки судна, других судовых нужд. Шхуну тщательно проконопатили пенькой, еще раз просмолили корпус. И спустили на воду! Без шампанского, но с радостными криками, традиционной попойкой и раздачей всем работникам по премиальному солиду. Назвал ее «Альбатросом», как свою яхту. Пусть и она летает над волнами!
За этими хлопотами я не заметил, как стал отцом. Приполз еле живой на постоялый двор и узнал, что Алена родила сына. Назвал его Виктором – пусть растет победителем. На меня не обиделись. В шестом веке к отцовству относились спокойнее, истерик перед роддомом не устраивали, поскольку их не было. Акушерами были Елена и Валя. Через две недели крестил его после многочисленных напоминаний Келогоста. В крестные отцы взял Келогоста – куда же без него! – и Гунимунда. В то время их надо было брать несколько, видимо, из-за высокой смертности. Крестной матерью стала Елена. Все трое сочли это большой честью. Крестили прямо на дому. В то время церковь не ленилась сама пройтись за деньгами. Заодно окрестили и Алену с Валей. Этих бесплатно, как перевербованных. Я не возражал: с волками жить… Зато Семен и пацаны держались за своих богов крепко. Но долго ли он выдержит кукование ночной кукушки?!