Вечный капитан

Мы с Аленой большую часть дня гуляли по городу. Ей всё было интересно. С детским любопытством трогала всё, что можно, и спрашивала обо всем, что нельзя потрогать. В центре площади возле самого большого христианского храма, построенного на мраморном возвышении, оставшемся от языческого, на мраморном столпе, видимо, служившем ранее постаментом какому-то богу или местечковому Александру Македонскому, теперь стоял заросший, со спутанными лохмами до поясницы и бородой еще длиннее, грязный мужик в лохмотьях и что-то тихо бормотал. Наверное, «…снимите меня, снимите меня!» Смердело от него жутко. Почти все бабы-христианки останавливались возле столба и крестились, причитая:

– Святой! Святой!..

Что с дур возьмешь! Впрочем, каков мессия, таковы и поклонники.

Вот баб набралось больше десятка, и мученик поссал в их сторону. Не добил. Избормотался, наверное. Диоген был оригинальнее: дрочил, когда мимо проходила красивая.

– Кто это? – поинтересовалась Алена.

– Столпник, – ответил я.

– А что он там делает? – спросила она.

– Работать не хочет, но жаждет славы и восхищения, – объяснил я. – Есть люди, которые готовы на всё, лишь бы быть в центре внимания.

Это ей было не понятно. Зато в храме понравилось. Женщинам можно было заходить с непокрытой головой: в шестом веке церковь еще не поняла, что они сосуды зла и почаще должны быть с закрытой крышкой. Богатое красивое внутреннее убранство храма произвело на язычницу неизгладимое впечатление.

– Это твои боги? – показала она на иконы.

– Нет, я безбожник, – ответил я.

– Разве так можно?! = удивилась она.

– Можно, – ответил я. – Если дорос до понимания, что человек – и есть бог.

Для нее это было слишком заумно, поэтому спросила:

– Мне можно будет принести ему жертву?

– Ему вряд ли, а вот тем, кто живет за счет него, да. Они берут деньгами. В любом количестве, – рассказал я.

Потом мы обязательно шли в порт или на верфи. Здесь строилось одновременно штук сорок судов разного размера, от ялика до дромона. Свободных стапелей не было. Поэтому и цены выше, чем в Херсоне. Суда были на разных стадиях строительства, так что можно посмотреть за один день весь процесс от начала до конца. Меня поразило, что очень редко использовали скобы и гвозди. Чтобы скрепить две доски, в них прожигали дырку раскаленным прутом, в которую вбивали длинный дубовый колышек. Соотношение длины судна к ширине было примерно три-три с половиной к одному, что говорило о хорошей остойчивости, но плохой маневренности и малой скорости. У гоночных яхт, клиперов этот показатель шесть к одному. В эту эпоху главное было не утонуть, а спешить некуда, жизнь и так короткая.

15

Мы опять едем по степи. Теперь она пожелтела, выгорела под палящим июльским солнцем. Волы вышагивают медленно и лениво, почти не поднимая пыли. Шестнадцать кибиток Фритигерна идут первыми, за ними четыре, принадлежавшие греку Диофанту – щуплому старичку с кустистыми бровями и длинным горбатым носом, суетливому перестраховщику. Последними следуют три мои. Гот предлагал занять место сразу за ним, но я отказался. Сзади больше возможностей для маневра. В авангарде опять скачут трое всадников Фритигерна, по бокам – две пары, а в арьергарде – мои скифы. Они теперь верховые охранники. Вместо них на арбе, которая едет замыкающей, два пантикапейских гота. Гунимунд и гот по имени Хисарн из готской деревне – на первой моей кибитке. Сейчас я еду на коне рядом со средней кибиткой, потому что кажется, что так прохладнее, чем даже под шатром кибитки. Там сидит Алена, что-то шьет. Наверное, пеленки. Уже ясно, что она беременна. Узнав об этом, Семен стал относиться к ней отчужденно и чаще поглядывать вдаль задумчивым взглядом. Не трудно было догадаться, о чем он думает. Я сказал ему, что отпущу по приезду к антам. Теперь я и без него обойдусь. Алене тоже не до него, у нее своя семья. Семен повеселел. Иногда поет песни на своем языке, наверное, что-то похабное, потому что слышу приятные русскому уху слова, а его дочь хихикает.

Вечером будем в городище антов. Путешествие прошло без происшествий. При въезде на территорию аланов встретили их разъезд. Фритигерн и грек заплатили. Приготовил и я деньги, но аланы их «не заметили». С друзей денег не берут. Поняв свою оплошность, попросил передать Гоару, что во время стоянки на промыслах заеду к нему в гости. Аланы с радостью пообещали, что обязательно передадут. Солевары, завидев нас, побросали работу. Жизнь у них здесь однообразная и тяжелая. Каждый обоз – праздник. Мы привозим свежие продукты, вино и новости. И покупаем их соль. Она сильно подешевела, потому что заготовили больше, чем успевают продавать и вывозить. Соль лежит кучами под навесами от дождя, которого не было весь июль месяц.