– Меньше слушай, что люди болтают. Это правда, не спорю, но у него есть веская причина меня не любить. Три года назад я отнял у него кое-что. Я не хотел, чтобы так вышло, но он ничего не забыл.
– Что же ты такое украл?
– Ничего я не крал. Просто не захотел быть его соперником на выборах лорда-ловчего.
– Не понимаю, что тут плохого.
– Это непростой вопрос, Гаэлен. Многие думали, что я предложу себя в лорды. Я, конечно, проиграл бы, потому что Камбил был и остается более достойным, чем я. Но будь нас двое, он знал бы, что его предпочли мне – а я лишил его этой уверенности.
– Агвейн из-за этого меня невзлюбил? Потому что его отец не любит тебя?
– Может быть. Я в жизни был большим себялюбцем и всегда делал лишь то, что мне нравилось, а напрасно. Если меня опять предложат в совет, я соглашусь – только навряд ли предложат.
Карен снизу позвала их обедать. Гаэлен помахал ей, но Касваллон сказал:
– Ступай, я скоро приду.
Он с улыбкой проводил глазами бегущего вниз мальчика, вспоминая собственную Охоту. Пятнадцать лет минуло с того дня. В Фарлене каждого подростка старше четырнадцати, но моложе шестнадцати посылают с тремя ровесниками в горы на поиски «клада». Опытные охотники оставляют в лесу приметы, и мальчишки идут по следу, пока одна из четверок не вернется с сокровищем. Во времена Касваллона кладом был кинжал, спрятанный в дупле дерева. Это может быть также стрела, копье, шлем или щит. В этом году будет меч, хотя ребята об этом еще не знают.
Каждый год Касваллон с большим удовольствием помогал прятать клад, но эта Охота для него станет особенной – ведь в ней участвует Гаэлен.
Он достал и перечитал заново клочок пергамента, который ему дал Талиесен.
После обеда он прочтет это Гаэлену, и все другие фарленские отцы, кого это касается, сделают то же самое. Полезная вещь – традиция.
Донал, младший сын Касваллона, лежал у кухонного очага на шерстяном одеяле. Тут же рядом спал щенок Гаэлена. За два месяца он значительно подрос, и будущий грозный зверь уже проглядывал в нем. Касваллон, войдя, услышал дружный смех Мэг, Карен и Гаэлена.
– С чего это вы?
– Садись к столу, старичок, – пригласила Мэг, – и расскажи нам, как Гаэлен тебя повалил.
– Он хитрый. Врасплох меня взял. – Касваллон сел за стол рядом с парнем, который покраснел до корней волос. – Не утерпел, значит? Похвастался?
– Он не хвастался, – вступилась Мэг. – Карен сама все видела, когда вышла кур покормить.
– Как же, кур. Со двора ничего не видно. На горку, поди, залезла и подсмотрела. – Теперь уже зарделась Карен, виновато поглядывая на хозяйку. – Я, собственно, видел два следа, – с широкой улыбкой продолжал Касваллон. – Одни ножки девичьи, другие не знаю чьи – больно уж здоровенные.
– Ага! – воскликнула Мэг. – Опять мои ноги кому-то не угодили.
– Они у тебя прелестны, любимая. Ни у одной женщины в Фарлене нет таких красивых, таких больших ног.
Лишь когда Мэг стала перебирать недостатки самого Касваллона, он запросил пощады.
– Сколько же в тебе яда, женщина!
Прежде чем отпустить Гаэлена к друзьям, он прочел ему пергамент друида.
– Долго не задерживайся, завтра нам рано вставать.
Ночью в их широкой кровати Мэг, нежно поцеловав мужа в губы и откинув волосы с его лба, спросила:
– Что тебя заботит, любимый?
– Почему ты думаешь, что меня что-то заботит? – спросил он в ответ, привлекая ее к себе.
– Не играй со мной. – Мэг отодвинулась, и он сел, опершись спиной на подушку.
– Совет решил возобновить торговлю с Атерисом и допустить в горы аэнирских послов.
– Как же без торговли? Мы всегда получали из города железо, семена, мореное дерево, кожи.
– Не всегда, Мэг. Когда-то мы выращивали и делали все это сами. И теперь нам придется иметь дело не с равнинными купцами, а с воинами.
– Какой вред от небольшого посольства? Глядишь, мы и подружимся с ними.
– С волком не завязывают дружбу, приглашая его ночевать с овцами.
– Мы, Касваллон, не овцы. Мы клан.
– Мы еще пожалеем об этом решении.
– Я люблю тебя, – сказала она.
– За что бы это? – ответил он и обнял ее. Они лежали рядом, наслаждаясь спокойной близостью.
– Даже передать не могу, что ты для меня значишь, – прошептал он.
– Слова тебе не нужны.
Тихо было в зеленом распадке с разбросанными кое-где деревьями. Два ручья сливались у белых камней, на берегу паслись овцы и дикие пони.
Внезапно воздух наполнился едким запахом. Животные, не узнавая его, подняли головы. Голубой свет затмил солнце, в траве замерцали радуги. Раздался шум, словно стая саранчи летела над лугом. Пони и овцы кинулись врассыпную.
Два солнца, вспыхнувшие на долю мгновения в небе, снова слились в одно, но в мирном распадке произошла перемена.
У валуна выросло клыкастое чудище в черной шерсти, с громадными когтистыми лапами. Круглые черные глаза моргали, приспосабливаясь к новой картине.