Вечный Град (сборник)

Дом находился, вероятно, меньше чем в стадии от них, но за стеной дождя его почти не было видно. Старший лектикарий оставил лектику и побрел просить убежища. Идти быстро он не мог, потому что молнии били уже где-то совсем рядом, и гром разрывался почти над головой. Всем остальным тоже было не по себе. При очередном ударе грома Марцелла, вся дрожа, прижалась к Веттию, он крепко обнял ее, и так они сидели, укрытые одним плащом, как настоящие влюбленные, и сами не заметили, как уста их слились в поцелуе. Некоторое время они целовались, как голуби у храма Венеры, но потом Марцелла вдруг, точно очнувшись, отшатнулась от Веттия, отгородилась скрещенными руками и отрицательно замотала головой.

– Забудь! Ничего не было! Это случайность, мгновенная уступка темному плотскому началу!

Через некоторое время старший лектикарий подал знак рукой, а остальные, медленно двигаясь по залитой водой дороге, поднесли носилки прямо ко входу. Веттий выбрался из лектики. Кругом стояла вода, и совсем не замочить ног было невозможно, поэтому он из носилок принял Марцеллу на руки и внес ее в дом, чему она не противилась. Хозяйские рабы помогли им снять с себя промокшую верхнюю одежду.

– Хозяин просит вас пройти в атрий, – доложил вошедший раб.

Хозяин, пожилой крепкий мужчина, как оказалось юрист, отошедший от дел, встретил их радушно и тут же завел с ними долгую беседу, точнее монолог, потому что в основном говорил сам. Он был явно доволен тем, что нашел в их лице слушателей, и принялся занимать их рассуждениями о правильном способе земледелия. Будучи большим поклонником Катона Старшего, он цитировал его на память целыми кусками. Из этих цитат Веттий и Марцелла почерпнули для себя немало ценного: как готовить лекарство для волов, как сажать тростник и как от всех болезней лечиться капустой.

Пока гроза бушевала над самым домом, пищи он им не предлагал, но как только молнии перестали сверкать и громы стали реже, им вынесли вина (хозяин убедил их выпить несмешанного, с какими-то травами, чтобы уберечься от простуды), сыру и хлеба. Веттий поел с охотой, Марцелла же не притронулась к пище и только выпила немного вина. Она вообще казалась безучастной, почти все время молчала, и поддерживать беседу Веттию пришлось одному. В этом гостеприимном доме они провели часа три, прежде чем смогли продолжить путь в наспех обсушенной и подправленной лектике. Дорогой Марцелла задремала, вновь дружески склонив голову на плечо Веттия, и он боялся пошевельнуться, чтобы ее не потревожить. У нее горели щеки, и он подумал, что это от вина. У ее дома они оказались, когда уже начало темнеть.

Домой он возвращался в приятном волнении, думая о том, что этот счастливый день разрушил преграду, разделявшую его с Марцеллой, и нетерпеливо ожидая следующих шагов на том же пути. Приятные мысли заслонили впечатление от зловещего зрелища грозовой тучи и от самой грозы, хотя в Городе только и говорили о том, что молния ударила в Капитолий. Но на следующий день он узнал то, что его обеспокоило гораздо сильнее: Марцелла слегла в горячке, хотя она-то меньше всех промокла под дождем. Дней пять она его к себе не допускала, и он томился в тревоге и каждый день передавал ей финики, орехи, чернослив, сушеные карийские смоквы, фиалки и записки, на которые она то не отвечала вообще, то отвечала односложно. Однако, будучи наконец допущен, он нашел Марцеллу светящейся счастьем, но снова совсем чужой. Зато она с радостью сообщила ему, что Великий Учитель зовет ее вместе с собой провести лето на вилле его друга в Кумах.

– Почему не на твоей? – удивился Веттий, помнивший, что и у самой Марцеллы были какие-то имения.

– Не знаю… – пожала плечами она. – Но это неважно!

– А как же… наши занятия? – растерянно спросил Веттий (он не решился сказать «я»).

– Я же не навсегда уезжаю! – рассмеялась Марцелла.

– Но скажи хотя бы, где ты будешь, чтобы я мог тебе писать!

– Я сама точно не знаю.

– Но, может быть, ты будешь писать мне?

– Да нет, я не охотница писать письма. Не скучай! Осенью продолжим!

3

После отъезда госпожи Город для Веттия опустел. Помимо всего прочего его мучила жгучая ревность при одной мысли о Великом Учителе. Вспоминая, какими восторженными глазами смотрела на него Марцелла и какая хищная плотоядность порой мелькала во взгляде Учителя, когда он останавливался на ней, Веттий до скрипа стискивал зубы и сжимал кулаки. Он подумывал отправиться вслед за ними, но где именно они собирались остановиться в Кумах, не знал, а главное – даже последовав за ними, он едва ли достиг бы желаемого.

Поделившись своей бедой с Гельвидианом, Веттий спросил:

– А что бы сделал ты?

Тот задумался.

– Незавидное твое положение! Твою красотку и зовут Нония – то есть слово «нет» в самом ее имени. Не случайно же ноны считаются неблагоприятными днями.

– Ее никто так не называет. Все зовут ее Марцеллой.