Вечность после...

Смотрю на свои руки – другие две палки, только тоньше, с торчащими сучками. На мне зелёная больничная рубашка до колен и вязаная кофта сверху. Я не помню, как давно медсестра мыла меня. Если бы не она, я бы вообще не мылась. Она же остригла мои ногти, упрекая в неряшливости. Но какое мне дело до ногтей и волос, если отныне и навсегда во мне не хватает самых важных для женщины органов? Зачем мне изображать женщину, если я больше ею не являюсь?

Алый как мои любимые дикие маки маникюр Мелании был виден издалека, даже от стены, у которой до этого стояла убогая я. Она опиралась своей ухоженной рукой на ладонь Дамиена, другой держала его за шею. Я видела её пальцы в его волосах: она ласкала его затылок так же, как когда-то делала это в школе, не смущаясь публики, но стремясь показать людям, что он принадлежит только ей.

Ему будет стыдно перед ней, когда они увидят меня. Зачем их смущать? Зачем омрачать их счастье?

Сползаю сперва на колени, чтобы потом встать, выпрямив ноги и не напрягая пресс – мне всё ещё очень больно. И хотя за этот месяц я привыкла к боли, сроднилась с ней, по привычке стараюсь её избегать.

Внезапно замечаю между кожаных квадратов дивана золотистое ребро смартфона. Вынимаю его, касаюсь экрана – он требует ввести пароль. Я не знаю наверняка, чья это пропажа, но почему-то уверена, что её, Мелании.

Не задумываясь, удерживаю кнопку отключения до полной «смерти» телефона.

Через неделю меня отпускают домой, приказав принимать лекарства строго по графику. Первое, что я делаю, сев в такси, называю адрес известной мне ремонтной мастерской с незамысловатым названием «All PC, Laptops and iPhones». Очень-очень тёмный араб по имени Валид сообщает мне, что он родом из Египта, и берёт за свою услугу «всё как надо» сумму, превышающую стоимость нового устройства. Учитывая полное отсутствие доходов, это удар, от которого мои финансы вряд ли оправятся, но этот телефон мне нужен до такой степени, что глас разума на его фоне кажется шёпотом.

Приехав домой и даже не раздеваясь, я включаю разблокированный аппарат и долго пялюсь на заставку. На ней – улыбающийся и… полуголый Дамиен. Его руки запрокинуты за голову, бицепсы на переднем плане, лицо чуть дальше. Его глаза сощурены – так он улыбался только будучи в самом лучшем своём расположении духа, в моменты счастья.

В её телефоне установлено приложение NFC. Всемирная сеть подсказывает, что в этой программе кодируются и хранятся электронные ключи. От домофона, например.

График беременности. Согласно дате её последней менструации, она уже должна была родить. Но если отталкиваться от даты предполагаемого зачатия, у неё ещё есть два дня. Перенашивает, скорее всего, думаю.

Фотогалерея. Это самое трудное. Мазохизм странная вещь – насколько болезненная, настолько же и притягательная. Я посмотрю их семейный архив, но позже. На сегодня мой лимит доверия выдержке исчерпан.

Завтра у меня важное дело – нужно похоронить Лав.

Не хочу похоронных бюро. Церемоний с розовыми шарами и крошечным гробом, родственников и пришедших «просто поддержать». Это опять люди, фальшивые улыбки, чужие ладони на моей спине и бредовые слова, вроде: «она стала ангелом» или «твой ангелочек теперь живёт на небе». Это слишком много для меня. Хватило прошлого раза.

Забираю девочку из жуткого места, где ей пришлось пробыть месяц. В общественном транспорте еду на кладбище, бережно держа маленькую коробку на коленях – мои попутчики, спешащие жить, и не догадываются, что в ней.

Заказываю кремацию: ненавижу землю. В ней темно, тесно и… страшно. Не хочу, чтобы она боялась.

Глаза служащей крематория полны сочувствия и сожалений. Нужно улыбнуться ей в ответ, но я не могу. Кажется, мышцы, ответственные за улыбки, сковало судорогой или они совсем разучились работать.

Место на кладбище стоит денег, но меня уже почти разорил крематорий, поэтому я еду в Западный Ванкувер к открытой воде, туда, где всё самое лучшее и важное для меня закончилось. На пирсе в этот холодный мартовский день есть только я и чайки. Поднимаю глаза на высокую ель рядом с детской площадкой, чтобы проверить, прилетел ли сегодня орёл, гордая птица, облюбовавшая это место. И он есть - восседает на своей обычной ветке, на самой верхушке ели, но смотрит не на залив, как обычно, а на меня.

- Здравствуй! - говорю ему, и он словно отвечает «здравствуй».

Не часто мой орёл прилетает, но сегодня он здесь, будто знал, что увидимся в последний раз.

Открываю простую урну и высыпаю пепел в неспокойную серую воду. Сильный, порывистый ветер мгновенно уносит крохотную горстку, рассеяв над водами мрачного залива.

Уже почти месяц как я не верю в Бога, поэтому в моём сердце сегодня нет молитв. Но есть слова:

- Прощай, Лав… Я люблю тебя… Я всегда буду тебя любить, больше мне некого.

Поздний вагон скайтрейна несёт меня в точку, называемую домом. Мимо проносятся высотки жилых домов, строительные краны, корпуса промышленной зоны, воды заливов, мосты с белыми тросами и фонарями.