Вечное невозвращение

— В гардеробе. Возле меня еще есть одна — такая большая, большая и очень приятная вакансия, которую ты должен обязательно занять и причем сегодня.

— Именно сегодня?

— Да, мы идем на свадьбу моей подруги.

— Разве еще женятся?

— Представь себе!

— Но, послушай, это, наверное, утомительно и шумно. «Чайка» с куклой на капоте, шампанское на брюках, пьяный дядя, который станет бить посуду.

— Нет, будет очень скромно, молодожены: она — совсем девочка, он — уже в годах и весьма противный мужик; мы с тобой и еще одна пара из нашего отдела.

— Если он противный, зачем она за него выходит?

— А он ей валенки не отдает. Такие хорошие валенки, теплые, прошитые. А он не отдает, пока замуж не выйдет.

— Это серьезная причина. Я тоже хотел украсть твои сапоги, что стояли в коридоре.

— Напрасно ты этого не сделал.

— Знаешь, мне снился сон, что мы с тобой попали в Средневековье.

— И как там?

— Очень холодно и какие-то жуткие рожи, с которыми я разговаривал на ломаном английском языке. То ли рыцари, то ли бандиты.

— Ты плохо говоришь по-английски?

— Нет, это они плохо говорили. И все-таки, давай не пойдем к твоей подруге, которую я никогда в жизни не видел. Впереди три дня этих дурацких праздников. Поедем ко мне на дачу.

— У тебя есть дача?

— Ну, это громко сказано. Просто домик в деревне. От бабушки остался.

— Боже, как мне повезло! Я сейчас позвоню подруге, скажу, чтобы замуж не ходила, а валенки мы ей купим ближе к зиме. И поедем в домик.

— По-моему, у меня на чердаке были вполне приличные валенки.

— Тогда сам бог велел нам поехать. Кстати, скажи, как твоя фамилия?

— С чего ты вдруг заинтересовалась моей фамилией?

— Я же за тебя замуж собираюсь.

— Моя фамилия Буксгевден.

— Врешь!

— А что? Ты не могла бы полюбить человека с фамилией Буксгевден?

— Ни за что! И не уговаривай!

— Не знаю, не знаю. У меня есть еще одна фамилия, так, на всякий случай, но боюсь, она тебе тоже не понравится.

— Говори скорей!

— Она сложная, пишется через черточку.

— Интересно!

— Иван-Сусанин.

— Весьма предостерегающая фамилия для пожилых девушек.

Круглов с Леной сидели в гостях у Лениного деда. Тот заболел, и они пришли его навещать, принесли лимоны, лекарства и свежие газеты. Дед был своего рода знаменитостью в кинематографическом мире. Он уже лет сорок снимался в массовке, но массовке аристократической: вельможа на балу у Ростовых, полковник германского генерального штаба, боярин у Грозного, купец из России, проматывающий состояние в Монте-Карло. Дед был дородный, вальяжный мужчина высокого роста с благородными чертами лица, и это благородство становилось с годами все явственней — то ли в его роду когда-то действительно были аристократы, то ли он так с годами вошел в роль, что это отпечаталось на его лице и в характере. Деда знали все киношные знаменитости, он мог куда угодно достать билеты, и его часто приглашали на всевозможные юбилеи в качестве свадебного генерала. Круглов очень любил бывать здесь. Дед всегда поражал его своими неординарными мыслями и парадоксальным воображением. Они часто играли с ним в какие-то странные словесные игры, по правилам, известным только им.

— Не вовремя я заболел. Мне короля Артура предложили сыграть, — тут же начал дед, как только они вошли.

— Где это?

— В Станиславского балет ставят. Уже примерка была. Накидку с серебряными пряжками сделали. И меч подобрали.

— Эскалибур?

— Ну конечно. Огромный, мне по грудь. Я уже уронил его помрежу на ногу, тот сильно ругался.

— Ты у меня, дед, настоящий король. Скоро выздоровеешь, и мы пойдем на тебя смотреть.

— На репетицию нельзя. А премьера только в январе.

— Ничего, подождем.

— Помреж, которого я чуть не покалечил, очень странный парень. Это он меня нашел. Увидел в каком-то фильме, потом разыскал и заявил, что я вылитый Артур. Как будто он мог его где-нибудь видеть.

— Возможно, — предположил Круглов, — он является ему во сне, требует бросить театр и перейти в управдомы.

— Нет, судя по всему, он парень талантливый. Но странный, может быть, даже сумасшедший. Недавно подошел в буфете, отозвал в сторону и сказал, что если ко мне во втором действии прибудет рыцарь Галахед, или Галахер, не помню точно, и будет жаловаться на сестру, что она, мол, хочет отнять у него родовой замок в Карлионе, который принадлежит ей по праву старшинства, то я должен вот таким жестом руки, — дед плавно повел рукой в сторону, — послать его прочь. Я ему говорю, что в либретто нет никакого Галахера, или Галахеда, и потом, как я пойму, что он мне скажет, ведь в балете никто не разговаривает? И я там ничего не играю и не говорю, а только сижу в углу на троне с важным видом. А он мне отвечает: «Может так случиться, что Галахер (или Галахед), появится и даже заговорит. И тогда ваша задача — вот таким жестом, — он снова повел рукой, — послать его прочь».

— Он точно сумасшедший, этот ваш помреж, — Лена быстро собирала на стол.