Вечное невозвращение

— Ну, вы и соня. Сколько можете проспать, если вас не будить?

— Суток двое, — засмущался Стрелков, — я так думаю. Но последний раз мне это удалось, когда я был студентом.

— Пока вы спали, пошел снег. Он и сейчас идет. Пойдемте, погуляем.

Выбираться из дому с теплого дивана под снег, не очень-то хотелось, но Стрелков не подал виду и бодро встал.

Снег и правда шел — не просто падал медленно и нерешительно, как положено первому снегу, а шел сплошной стеной, за которой не было видно другой стороны улицы; а потом стало не видно и самой улицы и только по фонарям ползущих машин угадывался край тротуара. Ольга убегала вперед, скрывалась за этой стеной, а потом кричала:

— Я здесь, здесь, идите сюда! — и радостно смеялась.

Он наталкивался на нее, идя на голос, хватал под руку, но она вырывалась и снова скрывалась за снежной пеленой.

“Все у нас через край, — думал Стрелков, догоняя Ольгу. — Даже первый снег не как у людей, у каких-нибудь там англичан или бельгийцев, совершенно дикий и необузданный — валит стеной, и даже в центре города можно заблудиться”.

Ольга, наконец, набегалась, притихла, взяла его под руку и стала рассказывать о том, какая у нее сейчас интересная работа. Она пишет книгу о Пушкине. Вернее, пишет работу, которая, может быть, выльется в книгу. В этом труде она хочет показать, что было бы, если бы Пушкин в 1834 году не послушался гневных слов Жуковского и вышел в отставку, уехал в деревню, “в обитель дальнюю трудов и чистых нег”. По его наброскам, письмам, разговорам с друзьями Ольга, как ей кажется, восстановит ту грандиозную картину творческих замыслов, которые, несомненно, осуществились бы.

— Какой смысл писать о том, что не случилось, а только могло случиться?

— Мне кажется, о любом человеке нужно судить не только по тому, что он сделал, но и потому, что должен был сделать, по тому неосуществленному будущему, в которое он постоянно заглядывал, которое предчувствовал, и это делало возможным его творчество. То, что не сделано, стало условием сделанного. Мы часто даже не подозреваем, в какой степени будущее определяет нашу сегодняшнюю жизнь. Да Пушкин и сам писал: “Сердце в будущем живет; Настоящее уныло…”.

— Конечно, ему надо было бежать из Петербурга, — пробормотал Стрелков. — Но отчего это у нас все время бегут? Кто в деревню, кто за границу, кто в смерть. И только в этом побеге видят осуществление жизни.

Ольга опять отошла за пелену снега и сказала оттуда:

— Пушкин всю жизнь хотел уехать за границу. В Париж.

— Да, Бухарин уехал в Париж, погулял там немного и вернулся на верную погибель. И Пушкин тоже бы вернулся из Парижа или из деревни и обязательно бы погиб, иначе бы не был Пушкиным.

Они дошли до Петропавловской крепости, которая была еще открыта, вошли внутрь. К этому времени снег немного поутих, но все еще сыпал достаточно сильно. Навстречу шли толпы экскурсантов.

— Охота им в такую погоду здесь гулять! — проворчал Стрелков.

— Поднимемся на бастион, — предложила Ольга.

— Туда нельзя. Вон видите, заборчик стоит.

— Заборчик перешагнем, а в такой снег нас никто не увидит.

Они перебрались через загородку и быстро пробежали по узкой лестнице наверх. Там им показалось, что снежный заряд ударил с новой силой — не только противоположный берег с дворцами, но даже сама Нева скрылась в снежном крошеве. Они постояли несколько минут молча, и Стрелкову показалось, что он сквозь сильный шум ветра слышит плеск волн внизу.

— Давайте, возьмемся за руки и прыгнем вниз, — сказала Ольга ему в ухо.

— Хорошая идея, я давно ног не ломал.

— Не сломаете. Представьте себе, что вам это снится, и прыгнем. Вы ведь во сне часто прыгали с большой высоты?

— Много раз. Но при этом всегда было страшно — а вдруг это не сон?

— Сейчас это явно сон! — она взяла его руку, и он почувствовал, какие у нее странные пальцы: не теплые, не холодные, — и поверил, что спит.

Они подошли к самому краю, немного постояли еще и прыгнули прямо в очередной снежный заряд. Летели довольно долго. Стрелков уже начал волноваться — когда же будет земля. Ему даже показалось, что ветер выносит их прямо в реку. Ольга повернулась и крикнула ему в ухо:

— Ты опять дрыхнешь, Диккенс!

Он вскочил с бешено колотящимся сердцем и стал протирать глаза. Около него сидел Ольгин отец и сердито смотрел на него.

— Я не дрыхну, я с Петропавловской крепости прыгаю.

— Хорошее занятие, особенно для англичан. Ольги до сих пор нет, а мне позарез нужен стольник. Не одолжишь на неделю?

— Одолжу. — Стрелков, порывшись в карманах, вытащил несколько смятых десяток и даже одну пятидесятирублевую бумажку. — Вот, только девяносто, больше нет.

— У тебя что, последние?

— Нет, у меня еще в банке несколько сотен фунтов.

— А, тогда ладно, — седой взял деньги и скрылся в темноте коридора.

Услышав, как хлопнула входная дверь, Стрелков хотел снова лечь на диван, но внезапно устыдился этого намерения.

“Подожду еще немного и пойду домой, сколько же можно спать”, — решил он, понимая, что дома тем более завалится и проспит до самого утра или даже до обеда, тем более что завтра суббота.