Положив трубку, Иннокентий опять заходил в волнении по квартире.
“Ну вот, только после смерти можно летать между облаков или найти поляну, на которой исполняются желания. Может быть, мне раньше говорили о смерти Насти, а я пропустил мимо ушей? Да нет, я бы не пропустил, мне было бы очень больно. Но, может быть, она умерла незаметно? Квартира-то почти пустая: пустые шкафы, пустой холодильник. И сегодня я ночь провел с ее тенью. Смерть вообще неплохая вещь, вот только все куда-то проваливается, исчезает. Настя исчезла, даже запаха ее не осталось, и неизвестно, появится ли она снова”.
Иннокентий поёжился и стал одеваться. Ему показалось вдруг, что нужно срочно бежать из этого дома, — он казался ему теперь могилой.
— Сам-то призрак. — вслух сказал он. — Призрак печального образа.
Распахнув дверь на улицу, он столкнулся с Настей. Она радостно улыбалась, прижав к груди многочисленные свертки.
— Чуть не опоздала. Боялась, что ты уйдешь, не позавтракав. У меня в доме шаром покати.
Они пили кофе и молчали, улыбаясь друг другу. Иннокентий старался вспомнить те минуты, пятнадцать лет назад, когда они вот так же были спокойны и счастливы.
— Ты сейчас пытаешься вспомнить меня прежнюю?
— Так же, как и ты.
Потом он рассказал ей о звонке из аптеки.
— Чушь какая-то! Я ничего не заказывала и не знаю никакого Карла Карловича.
— Ну перестань. Сознайся, что ты ведьма. Я давно об этом догадывался.
— Может быть, я и ведьма, но по небу еще ни разу не летала.
— Так сходи за лекарством — и полетаешь. Может быть, вместе полетаем.
— С удовольствием бы с тобой полетала. Но только ты все это выдумал, писатель. Но хорошо выдумал, мне понравилось.
Иннокентий на секунду испугался: быть может, он и вправду все это выдумал. Либо ему померещилось, что был такой звонок. В любом случае это плохо. Или нормально — просто так всегда бывает после смерти.
— Плохо ты выглядишь, Артур. Все время задумываешься, словно что-то тебя гложет. Надо отвлечься. Сейчас попьем чаю и пойдем гулять. Родителей моих навестим. Может быть, тебе музыку пока поставить? Ты что хотел бы послушать? У меня много дисков, посмотри.
— Я больше всего люблю мелодии советских оперетт.
— Этого добра не держим.
— Жаль, моя теща все время что-нибудь напевает оттуда.
— Что, например?
— Ну, вот это: “Даже в шутку, на минутку, не забыть про партработ, ха-ха-ха-ха…”. Как выпьет, так всегда поет.
Настя захохотала.
— Не может быть таких слов!
— Я ей тоже так говорю, но она поет. Утверждает, правда, что еще до войны эту оперетту слушала. Я ей советую, что теперь петь надо “Не забыть про Бангладеш”, а она обижается.
— Повезло тебе с тещей.
— Я бы не сказал.
…Иннокентий снова шел тенистой улицей, но теперь под руку с Настей. Они пританцовывали и орали на всю улицу:
— Даже в шутку, на минутку, не забыть про Бангладеш!
Вдруг из-за угла выбежал запыхавшийся Юрий.
— Жена твоя приехала и Павел с Толей Ивановым. Сидели, сидели, о тебе вспоминали, а глазами все зыркали вокруг, но прямо спросить не решились. Тут я проговорился про Настю, и они тут же к ней направились. Да вон они уже идут. Скорей!
Они вбежали в какую-то калитку, промчались через сад и спрятались за сараем.
— Ты что, от жены убежал, а теперь мы должны по всему Смоленску от нее прятаться? — захохотала Настя.
— Давайте сейчас огородами на ту улицу, — скомандовал Юрий.
— С какой стати я должна с вами по задворкам бегать?
— Они ведь к тебе пошли, а тебе нельзя с ними встречаться, я потом все объясню. Пойдем, пожалуйста!
Они вышли на параллельную улицу и двинулись к центру.
— А ты говорил, воспримут мое появление как стресс после похорон!
— Действительно странно. Видимо, не восприняли. И откуда у нее такая интуиция — прямо к Насте направилась.
— Странно, что вообще в Смоленск поехала. Не дадут, видимо, мне умереть по-человечески. А как было хорошо! Ты хоть теперь поверил, что я умер?
— Да, они подробно рассказали обо всем. И все равно голова кругом идет.
— Вы бы меня просветили, ребятки, о чем речь идет. Ты что, в Москве симулировал смерть?
— Нет, я действительно умер, я же тебе говорил.
— А жена твоя не поверила и будет теперь за тобой по всей России гоняться?
— Думаешь, мне надо уезжать отсюда?
— Вот уж не знаю!
— Ладно, — сказал Юрий, — я пойду к себе. Они сейчас вернутся, и я их на вокзал провожу. Через два часа поезд. Успею уговорить.
Они долго шли по этой параллельной улице. Иннокентий рассказывал, а Настя молча, настороженно слушала. Не заметили, как очутились в самом центре, у собора. Потом брели вдоль каменной кремлевской стены. Он давно уже замолчал, а Настя по-прежнему не вымолвила ни звука.
— Ты что молчишь? Не веришь мне?
— Верю. Разве такое можно выдумать? Вот только думаю: может быть, я тоже умерла, раз ты меня здесь встретил? Или скоро умру?
— Ну, брось? — Он обнял ее за плечи. — Это просто необъяснимое физическое явление.
— Может быть. Только от твоего физического явления тянет могильным холодом.
— Зря я тебе рассказал.
Она вдруг повернулась к нему и прижалась к его груди.