– Ведьма! – завизжал кто-то за спиной Дьедря.
– Ведьма! – подхватили крик, ширя и передавая из уст в уста.
– И пусть хранят Эржбет от зла, заклинаю именем твоим, о Иштен…
Кубок ударился в стену, заплескав наряд графини вином.
– Хватит! – рявкнул Дьердь, становясь меж людьми и Эржбетой. – Она безумна, разве вы не видите?
Давешний монашек выступил из толпы и, указав обеими руками на Эржбету, сказал:
– Она ведьма. Как ведьму и судите! Иначе…
Договорить Дьердь не дал: ударил латной перчаткой в лицо, сбивая на пол. И пнул в ребра.
Не выносил он мерзости людской. Ее в отличие от безумия сложно было объяснить.
Суд, начавшийся в Вене в марте года 1610-го и завершившийся отправкой Дьердя Турзо в замок Чейт, продолжился. Эржбету и слуг ее, взяв под стражу, вывезли в Бичеваг. Туда же прибыл и личный посланник короля, кардинал Франсуа Форгач, а с ним и двое дознавателей: Мойзич Циройку и Анджей из Керештур.
В первый же день по прибытии их состоялась приватная беседа.
– Чернокнижие – великий грех, – произнес кардинал, крестясь. И герцог вынужден был повторить сей знак, но на манер иной. Не следовало злить посланца короля, пусть и не внушает посланец этот хоть сколько бы доверия.
– Эржбета безумна. Я самолично пересмотрел каждую страницу в этой книге. Там ничего нет! Ничего!
– Верю, охотно верю. Но разве не могло быть так, что вы, любезный герцог, слишком чисты духом? И оттого не явились вам письмена дьявольские?
Скользок он был и хитер. Мудростью змеиной блестели глаза, сытостью лоснились одежды богатые. И оба дознавателя были под стать кардиналу.
– Но вовсе не о том я хотел речь вести, – кардинал улыбнулся. – Напротив, я всецело готов поддержать вас. Безумие… ни королю, ни вам, ни кому бы то ни было не нужны в родичах безумцы, но еще менее нужны чернокнижники. Обстоятельства требуют выбрать из двух зол меньшее.
– Люди говорят…
– Люди всегда говорят. Нужно дать им иной смысл бесед. Пусть говорят о жестокости. О пролитой крови. О невинных душах, загубленных Эржбетой. Бог видит, что сие – правда. Но пусть говорят иначе.
– Как? – Дьердь потерялся в словесах, как горожанин в лесу.
– Как о безумии женщины, обуянной манией навеки сохранить свою красоту. Как о грехе тщеславия. Как о гнилой сути их племени, отравленной в тот миг, когда дщерь Евы приняла яблоко от змия.
Кивали дознаватели, крестился кардинал, Дьердь слушал, пытаясь найти в речах подвох. Не находил.
– Она станет примером для прочих…
– Вам не удастся замолчать всего.