Вечная молодость графини

Тетушка прошла до конца. Эржбета слышала о смерти ее и плакала, когда никто не мог увидеть слез. И уже тогда боялась, зная, что ее собственная смерть тоже будет ужасной. Трехликий бог, который Камень, Дерево и Птица, каждому готовит свой путь. Она закрыла глаза и, подув на ладонь, попросила ветер:

– Скажи ему, чтоб поторопился.

И прозрачная душа, соскользнув в пропасть, покатилась по склону, грохоча камнепадом. Она рухнула в реку и оседлала водяного коня, чья грива – пена, чьи копыта – вода.

Всадники, остановившиеся на ночь, услышали гром. Замерли солдаты у костров, забеспокоились лошади, и пара собак завыла на круглую луну. Дьердь Турзо вышел из шатра как был, в простых штанах и рубахе грубого полотна. Он прислушался к реву и пожал плечами:

– Горы. Всякое случается.

Однако несмотря на уверенность его в правоте, ночь выдалась бессонной. Ветер носился по ущелью, сыпал камнями и норовил раздуть костер до самых небес, а под утро, утомившись, принялся скулить и вздыхать. Он бродил вокруг шатра, не давая уснуть, и шептал сотней женских голосов.

Утро застало Дьердя молящимся.

И солдаты, обычно безверные, тоже сгрудились у костров, слушая звонкий голос молоденького монашка. Откуда он взялся? И зачем? Но прогнать его Турзо не посмел, более того, велел дать монашку одну из вьючных лошадей.

– Вы восстановите справедливость. Почти, – сказал тот, забираясь в седло. Босые, избитые в кровь ноги, уперлись в стремена, а худые руки вцепились в поводья куда уверенней, чем в четки. – Совсем вам не позволят. Но помните, главное – остановить ее.

И ветер толкнул в спину.

Чейте началось с мертвых деревень. Низкие дома скрывались в снегу, и белый, он хранил на себе лишь звериные следы. Изредка где-то вдали появлялись нити дыма, чтобы тут же растаять в мутном небе. Начавшийся снегопад скрывал пути и выравнивал дороги, и Дьердю пришлось замедлить шаг.

Монашек оказался неожиданно полезным. Местный, он ловко находил путь и вел отряд по горам, словно пророк Моисей по пустыне Синайской.

Дважды приходилось спешиваться, до того узки были горные тропы. Но монашек отказался от сапог. Голые ступни его ломали наст, окрашивая розоватым колером, а он, упрямец, твердил молитву. И святость человеческая наполняла души людей.

– Кто ты? – спросил Дьердь на одном из привалов, когда монашка подвели к костру.

– Человек, – ответил монах, глядя сизыми больными глазами.

– Садись. Ты помогаешь нам?

– Не вам. Богу.

– Почему?