Вечерний лабиринт

Кошкин шел медленно, стараясь держаться еле заметной тропинки, петляющей среди зарослей орешника. В одной руке у него была большая сухая палка, в другой – клетка с прыгающим щеглом.

Иногда Кошкин останавливался и смотрел по сторонам. На его губах блуждала мягкая, добрая улыбка. В своих потертых парусиновых штанах из тех, что носят на даче, и в старенькой ковбойке он выглядел лет на сорок, хотя был моложе.

На тихой солнечной поляне он остановился снова, осмотрелся и, подняв клетку, сказал щеглу:

– Ну что, Петя, здесь?..

Щегол прыгал и не отзывался.

– Посмотри, какое место, – сказал Кошкин. – Лучше уже не найти. Это, Петя, мать-природа.

Он поставил клетку на пенек, присел на корточки и, открыв дверцу, достал щегла. Любовно, нежно держа в руке, поднял к солнцу и разжал пальцы. Щегол выпорхнул, метнулся над поляной и исчез в листве.

Кошкин вздохнул, чуть грустно, чуть мечтательно, потом закрыл у клетки дверцу, снова обвел поляну взглядом, словно прощался с ней, и пошел назад.

Тропинка плутала между деревьями, и Кошкин упруго шагал, раздвигая ветви руками, шагал энергично и устремленно, словно знал, куда идет, пока тропинка не пропала, не растворилась в траве, в пружинящем мху, прямо под ногами. Кошкин постоял, посмотрел на солнце и свернул.

Вскоре он вышел на пригорок и здесь остановился. Что-то привлекло его внимание. Он прислушался, повернул голову и вдруг начал торопливо спускаться вниз, к небольшой ложбинке, где мелькал цветастый женский платок.

– Эй! – крикнул он. – Эй, подождите!

Старушка чуть не выронила корзинку с ягодами, но, увидев Кошкина, передохнула.

– Подождите, пожалуйста, – повторил Кошкин, спускаясь со склона. – Здравствуйте. Вы, должно быть, знаете… Как к электричке выйти, не подскажете?

– Это ж к какой электричке? – удивилась старушка, оглядывая Кошкина. – Ты откудова идешь-то? Со станции, что ли?

– Со станции, – кивнул Кошкин.

– И-и, – еще больше удивилась она, – туда и затемно теперь не поспеешь. Далеко ты заплутал, сынок, считай, к заповеднику вышел!

– Это как же так?

– Городской, небось, – посочувствовала старушка. – То-то птицелов… Места тут заповедные, тропинки путаные… Давно плутаешь?

– С утра, – сознался Кошкин.

– И-и, непутевый. Ты вот что, низом иди, к озеру выйдешь. Там тропинку наверху заприметишь. По ней и ходь. К конторе попадешь, там и автобус.

– Сперва сюда, что ли? – Кошкин махнул в сторону редеющего леса.

– Сюда, сюда, – закивала ему вслед старушка, – только ходко иди, автобус у них редкий.

– Спасибо, успею. – Кошкин легко запрыгал под горку.

Озеро было небольшое. В зеркальной воде отражались зеркальные облака, высокие деревья и переливались, искрясь, низкие лучи вечернего солнца. Кошкин постоял, любуясь озером, и вдруг решительно стал раздеваться. Квакали лягушки.

Всколыхнулась вода, и вот уже Кошкин, размашисто работая руками и фыркая от удовольствия, выплыл на середину, нырнул, затем лег на спину и уставился в высокое бирюзовое небо.

Тем временем на берегу зашуршали кусты, и из зарослей показалось нечеловеческое лицо: заросшее щетиной, искусанное комарами, с царапинами и ссадинами, разбитым носом и зловеще редкими передними зубами. Завершали картину полуразбитые очки в дорогой оправе.

– Ага, – торжествующе прорычал неизвестный. – Попался, попался… – и торопливо подбежал к одежде Кошкина.

Оказалось, что он абсолютно голый, если не считать пары лопухов на сплетенной из травы веревке.

Кошкин продолжал колыхаться в зеркальной воде, не подозревая об опасности. Ему было хорошо. Наконец он окунулся пару раз с головой и плавно поплыл к берегу, но тут же высунулся из воды и встревоженно закричал:

– Эй!..

Незнакомец уже полностью оделся, проверил карманы, демонстративно показал Кошкину часы, деньги, ключи и положил их на землю.

– Эй! Что вы делаете!!! – закричал Кошкин и захлебнулся от возмущения. – Эй!

Незнакомец радостно запрыгал на берегу, разводя руками во все стороны и приплясывая, потом показал Кошкину кулак и стремительно побежал к зарослям.

Кошкин кричал, бил руками об воду, плыл изо всех сил, торопился, но до берега было еще далеко, а незнакомец уже бесследно исчез. И всё же Кошкин выбрался на берег и на подгибающихся ногах бросился вглубь леса.

– Подождите! Стойте! Я же голый совсем! – раздавалось в заповедных лесах, но даже эхо не отвечало Кошкину.

Кошкин вышел не к конторе с автобусом, как ожидал, а к небольшому дачному поселку. На его бедрах болталось странное фанерно-проволочное сооружение, в котором можно было узнать птичью клетку. К этому было добавлено несколько лопухов. Вокруг шеи, как ожерелье из звериных клыков, болтались на проволоке ключи от квартиры.

Солнце тем временем закатилось, и дело близилось к ночи. Кошкин, сложив руки за спину, озабоченно выхаживал за кустами, не решаясь выйти из леса.

На окраине поселка было три дома. Они стояли довольно далеко друг от друга, разделенные буйно зеленевшими участками и неприметными заборами. В первом и во втором – окна были открыты, горел свет, и даже слышались голоса. Третий дом казался вымершим.