Никакая сила не могла заставить шефа что-нибудь сказать, он только мелко кланялся, отступая все дальше, дальше, прямо к лестнице. А сверху, ему навстречу спускались двое – маленькая женщина с печальными глазами и бритый наголо мужчина угрожающего вида с тяжелым чемоданом в руке. Женщина ахнула и остановилась.
– Этот?.. – хрипло спросил мужчина с чемоданом.
Женщина, сдерживая слезы, еле заметно кивнула.
Мужчина поставил чемодан на пути пятившегося шефа и скрестил руки на могучей груди. Шеф наткнулся на препятствие, от неожиданности не удержался и беспомощно шлепнулся ему под ноги.
– Не надо, Семочка, – тихо сказала женщина, удерживая мужчину за руку.
Шеф посмотрел на чемодан, на женщину с печальными глазами, потом на того, кто с нею был, подумал и не стал подниматься с пола.
– Вставай, – сказал ему мужчина.
Шеф жалобно завертел головой: нет. В сторону гардероба он старался не смотреть.
– Вставай и бери чемодан, – сказал ему мужчина.
Шеф недоверчиво хихикнул, встал, с трудом поднял чемодан и нежно погладил его свободной рукой.
– А теперь неси, – сказал мужчина.
– Куда? – еле слышно спросил шеф.
– На вокзал, – сказал мужчина. – А потом поговорим.
Гардеробщик дернул Алексеева за руку.
– Это что, твой приятель? – спросил он.
Алексеев обернулся, посмотрел на гардеробщика и отрицательно замотал головой.
– Не. Начальник. – И под холодным взглядом мужчины в своем галстуке опустил глаза.
Сгибаясь под непомерной тяжестью чемодана и поминутно украдкой оглядываясь, шеф брел к выходу на непослушных ногах. За ним шли маленькая коварная женщина с печальными глазами и бритый мужчина. Дверь открылась и захлопнулась.
– Значит, это вы… – полувопросительно сказал мужчина в своем галстуке, держа проект двумя пальцами.
– Мы… – тихо согласился Алексеев.
Мужчина разжал пальцы, и проект провалился в недра подставленного портфеля.
– Это я возьму с собой, – сказал он.
Алексеев тоскливо кивнул.
– Ладно, хватит, – вмешался гардеробщик. – Пора и честь знать. Нам пилить надо.
– Ну мы пошли, – брезгливо сказал мужчина в своем галстуке и взял Элеонору под руку. Но Элеонора не двинулась с места.
– Идем, – сказал ей мужчина. – Это не для женских глаз.
Элеонора смотрела на Алексеева, и в глазах ее была и мольба, и нежность, и еще что-то, чего Алексеев никогда не встречал.
– Иди, – сказал он ей. – Я прошу тебя. Мы еще встретимся.
Элеонора вдруг улыбнулась, кивнула и, вырвав свою руку из руки мужчины в своем галстуке, быстро пошла к выходу.
Мужчина вздохнул и смерил Алексеева презрительным взглядом.
– Конечно, мы еще встретимся, – сказал он, – если вы опять не опоздаете… – и ушел вслед за Элеонорой.
– Да не сжимай ты пальцы, – сказал Алексееву швейцар, прилаживая ножовку. – Она, правда, туповата, но ничего, потерпишь. В крайнем случае пой.
У Алексеева на лбу выступил холодный пот.
– Что петь? – спросил он.
– Что хочешь, – душевно разрешил швейцар.
– Поосторожнее, – сказал швейцару гардеробщик. – Номерок не задень.
И Алексеев запел.
Это и есть музыкальный конец. Песню, которую он пел, знали многие, и поэтому швейцар с гардеробщиком ему подпевали. Если хотите, можете к ним присоединиться.
«ВЕЧЕРНИЙ ЛАБИРИНТ»,
1980 г., киностудия «Мосфильм»
Автор сценария –
Режиссер-постановщик –
Оператор –
Композитор –
В ролях:
Голый[1]
В клетке прыгал щегол. Клетка висела на форточке.
– Что наша жизнь? – думал щегол. – Вот за окном я вижу мост, гранитный парапет канала, столбы фонарей, каменные дома, вижу людей, вижу машины, вижу собаку – и больше ничего. Вот шпингалет на окне, вот ключ в ящике стола, вот дверная ручка.
Щелкает замок, щелкает кнопка лифта, скользит трос.
Снова дверь, снова ручка, пыльные стекла – по ним кто-то давно провел пальцем, да так и осталось. Угол дома, край тротуара, железная решетка для стока воды. Спичечный коробок, трамвайный рельс, булыжник. Кожа сиденья, железная рама и снова дверь.
Что наша жизнь? Водосточная труба, колесо машины, горбушка хлеба. И снова двери, такие разные, такие непохожие, но все открываются и закрываются.
Последними захлопнулись двери электрички.
Величественный лес обступал поляну. В высоких кронах мелькало солнце, их густая сочная зелень заполняла небо и, заполнив, опускалась ниже, по стволам, переходя в глубокую с темным отливом листву кустарника.
Всюду, куда доставало солнце, природа играла радужными красками. Блестела паутина, порхали бабочки, и среди травы, папоротника вдруг прыгала лягушка, предвещая близость воды. Сонная послеполуденная тишина нарушалась редкими птичьими голосами и случайными порывами ветра, заблудившегося в деревьях.
Потом раздалось сухое потрескивание веток, а вслед за этим неторопливо приближающиеся шаги.