Вдребезги

Майкл пошарил глазами вокруг, подыскивая подходящий пример. Самый подходящий сидел по левую руку от него и внимательно слушал, покусывая красные губы.

— Ну вот ты, — сказал Майкл. — Вот чтоб я тебя воспринял, нужно же инфу взять, да? А откуда?

— И откуда? — спросил Джеймс.

— От органов чувств. Их у человека пять, так? Первое — это зрение. Я вот смотрю на тебя, вижу твою физию, пальцы, там, ноги. Вон у тебя крокодильчик на рубашке — в мою честь, наверное, — Майкл усмехнулся.

— Что? Нет! — Джеймс глянул себе на грудь. — Это просто логотип, я не имел в виду…

— Расслабься, — Майкл всё ещё улыбался. — Я ж шучу. Короче, я тебя вижу — это раз. Я тебя слышу — это два. Как ты вот эти все слова выговариваешь, интонации туда-сюда гоняешь, какой у тебя голос — с утра вот сипел, похмелюга была, да? Сушняк мучал?

Джеймс кивнул, убрал с лица волосы, которыми играл встречный ветер.

— Когда выпью, всегда кажется, что мир — дерьмо. Вчера отчетливо казалось, особенно когда всё кружилось перед глазами, как… грёбаная карусель.

— Сам похмелье терпеть не могу, — согласился Майкл. — Башка трещит, во рту будто кошки нассали.

Джеймс передёрнулся — видно, утренние воспоминания были ещё свежи.

— А это, кстати, третье чувство, — продолжил Майкл. — Вкус. Тут я без понятия, хер тебя знает, — он небрежно пожал плечами. — Сара бы сказала, но её ж тут нет, так что пропустим. Зато когда ты мне в зубы засветил, это было осязание. Или даже нет, когда я тебя до дома вёз и коленями за жопу держал, чтоб ты на повороте не ёбнулся, оно точняк работало.

Майкл притормозил перед пешеходной дорожкой. Джеймс сидел красный, как светофор, сцепив руки на коленях.

— Уже четыре, — непринужденно продолжил Майкл. — Ну и запах — пятый. Это я тоже про тебя знаю, у тебя шампунь вчера был какой-то прикольный, типа, с цветочками. Тока не разобрал, с какими.

— Белая лилия, — сдавленно отозвался Джеймс.

— Ну один хер. Я это к чему веду, — сказал Майкл, — ни одна электронная хреновина с проводами тебя по этим деталям в одну картину не соберёт. Потому что мало ей данные всунуть, надо ещё, чтоб она их прожевала и не подавилась. А это уже анализ нужен. Причём, Бран говорит, не просто анализ, а на основе прошлого опыта. А какой у железяки опыт? Чтоб его хранить, память нужна. Вот у человека память, если пересчитать, две с половиной тыщи терабайт. И то, говорят, на самом деле больше. Знаешь, скока это? Это фильм длиной триста лет. Или десять библиотек Конгресса США. И работает всё это на двенадцати ваттах.

— Захватывающее объяснение, — после паузы сказал Джеймс. — Не ожидал, что ты разбираешься в проблемах искусственного интеллекта.

— Да хрен я там разбираюсь, — хмыкнул Майкл. — Вот Бран в нём сечёт, а я так, по верхам нахватался. В общем, вроде как, в ближайшем будущем Терминаторы нам не грозят. И на дороге пока человек надёжней автомата — если не бухой в дымину, конечно.

— Ты хорошо разбираешься в машинах? — Джеймс повернул к нему голову.

— У отца автомастерская. Я там с детства тусил, потом подрабатывать начал. Люблю копаться в железе. А ты?

Джеймс хмыкнул.

— А я пока не решил, чем хочу заниматься. Мне нравится история… музыка.

— Ты вчера классно играл, — искренне сказал Майкл. — Все аж заслушались.

Сквозь трещины в бетоне лезла трава. Было тихо, только отдаленный гул магистрали волнами докатывался до аэродрома. Майкл подкатил к началу широкой полосы, под колесами захрустели камешки.

— Даже не знал, что здесь есть заброшенный аэропорт, — Джеймс с любопытством огляделся, снял солнечные очки.

— Я сюда часто езжу. Надо где-то тренироваться перед гонками, — Майкл кивнул на конструкции из проржавевших бочек, досок и кирпичей, выстроенные у края полосы.

— Ты участвуешь в соревнованиях? На своём мотоцикле?

— Не. Участвую — да. Но не на том, который ты видел. У меня есть второй, спортивный.

— А в чём разница?

— Ну, круизер удобнее, тяжелее, седло длинное, чтоб вдвоём сидеть. А мотокроссовый — лёгкий, там считай только рама, движок и руль.

— Ты часто выигрываешь?

— Раз в год точно, — Майкл вышел из машины, открыл багажник и покопался в рюкзаке, вернулся с диском: — Поедем с музыкой, будет веселее.

Оценивающе посмотрел на Джеймса, проверил, хорошо ли тот пристегнут. Предупредил:

— Будет быстро.

«Быстро», конечно, ни разу не передавало ощущение от скорости сто пятьдесят пять миль в час в открытом кабриолете. Они пролетали взлётную полосу из конца в конец за сорок секунд. Майкл резко выкручивал руль, дожимал газ, уходя в управляемый занос, Джеймса кидало на его плечо, кабриолет крутился на месте, как волчок. Майкл выравнивал его — и опять посылал вперёд, вдавливая педаль газа в пол.

Джеймс восторженно вопил, вскидывая руки вверх, из колонок орали басы и электрогитарные рифы. Ветер стеной бил в лицо, выдавливая слезы из уголков глаз, визжали протекторы, стираясь о бетон, оставляя на нём чёрные кольца.

— Хочешь сам?

Джеймс, конечно, хотел. А кому бы не хотелось попробовать скорость на вкус, ощутить телом, как машина летит вперёд, когда стрелка спидометра утыкается в красный предел?