Вдали от безумной толпы

На другой день после объяснения с Болдвудом Батшеба увидала в дальнем углу своего сада Габриэля Оука, точившего ножницы для стрижки овец. Сия операция совершалась возле всех соседних коттеджей: повсюду в деревне слышался металлический лязг, словно на оружейном заводе перед войной. Дела мирные и бранные в самом своем начале бывают схожи, словно братья, ибо серпы, косы, ножницы и садовые ножи требуют, чтобы их точили, так же как сабли, штыки и копья.

Кайни Болл крутил ручку точильного камня, при каждом повороте колеса опуская и подымая печальное лицо. Оук стоял в той позе, в какой обыкновенно изображают Эроса, вострящего стрелы: чуть согнувшись, он давил на ножницы тяжестью своего тела, а голову держал слегка склоненной набок. Губы были критически поджаты, а глаза прищурены.

Подойдя, хозяйка минуту или две молча наблюдала за пастухом и подпаском, после чего промолвила:

– Каин, ступай на нижний луг и поймай гнедую кобылу. Я покручу за тебя. Габриэль, мне нужно с вами переговорить.

Паренек ушел, и Батшеба сама взялась за ручку. Габриэль посмотрел на нее и тут же вновь опустил глаза, чтобы не выказать живейшего удивления. Госпожа повернула ручку, и пастух приложил ножницы к камню. Мерное кручение колеса имеет примечательное свойство притуплять ум. Выполняющий такую работу испытывает смягченное подобие Иксионовых мук[25]: мозг постепенно тяжелеет, и кажется, что между лбом и теменем свинцовый комок. После двух-трех дюжин поворотов Батшеба ощутила симптомы этого состояния, никак не благоприятствующего достижению целей.

– Давайте-ка, Габриэль, я возьму ножницы, а вы крутите ручку. А то у меня голова пошла кругом, и я не могу собраться с мыслями.

Оук занял ее место, и она заговорила – не без некоторой неловкости, то и дело отвлекаясь, чтобы получше взяться за ножницы, точение которых требует аккуратности.

– Я хотела вас спросить: заметил ли вчера кто-нибудь, что я прошлась вдоль речки с мистером Болдвудом?

– Да, мисс. Вы неверно ножницы держите. Конечно, откуда вам уметь… Нужно вот так. – Перестав крутить камень, Габриэль взял руки Батшебы в свои, как мы берем иногда ручку ребенка, обучая его письму. – Наклоните лезвие.

Лезвие было наклонено, но наставник все не выпускал рук ученицы.

– Довольно! – воскликнула Батшеба. – Ни к чему вам меня держать! Крутите колесо.

Габриэль безмолвно отстранился, и работа продолжилась.

– Не показалось ли людям странным, что я гуляю с мистером Болдвудом?

– О странности речи не было, мисс.

– А о чем же говорили?

– Говорили, что прежде, чем кончится год, мы услышим в церкви ваши имена.

– Так я и поняла по их лицам. Однако это неправда. В жизни не слыхала большей глупости, и вы ее опровергнете. Затем я к вам и пришла.

Габриэль посмотрел на хозяйку с грустным недоверием, к которому, однако, примешивалась небольшая доля облегчения.

– Работники, должно быть, слышали наш разговор, – продолжала она.

– Послушайте, Батшеба…

– «Мисс Эвердин» хотите вы сказать? – надменно промолвила фермерша.

– Я хочу сказать, что если мистер Болдвуд в самом деле говорил с вами о женитьбе, я не намерен лгать, будто такого разговора не было, только чтобы вам угодить. Мое желание быть вам угодным и без того дорого мне обошлось!

Глаза Батшебы недоуменно округлились. Она не знала, жалеть ли мужчину, разочарованного в любви к ней, или же злиться на него за то, что он смог пережить это разочарование. По голосу Оука нельзя было определить, затянулась ли сердечная рана.

– Я только попросила вас сказать при случае, что это неправда, будто я собираюсь замуж, – произнесла Батшеба чуть менее уверенным тоном.

– Если желаете, мисс Эвердин, я так и скажу. А кроме того, я могу сказать, какого я мнения о вашем поступке.

– Не сомневаюсь. Однако ваше мнение мне неинтересно.

– Разумеется, – с горечью ответил Габриэль.

В продолжение разговора Оук не прекращал крутить ручку, мерно понижая и повышая голос и направляя произносимые звуки то в землю, то над нею, зависимо от того, приходилось ли ему склоняться над точильным камнем или выпрямлять спину. Однако глаза пастуха неизменно смотрели на лист, лежавший под ногами.