Мурзик полез было погладить бриллиантики толстым пальцем, но Цира не позволила.
– Засалишь, – сказала она. – Не трогай.
– Это – индикатор? – удивился я. – А где приборная доска?
– Это магический прибор, – высокомерно ответила Цира. – Здесь не нужна приборная доска. Мудрость предков, поклонявшихся подземной Эрешкигаль, была велика. Они не нуждались в искусственном интеллекте.
– В таком случае, как эта штука работает?
– Очень просто. Она реагирует на биополе. Вот эта рамка настроена конкретно на биополе великого Энкиду.
– А как же она… – начал было Мурзик.
– Ее создала в глубочайшей древности жрица Инанны, которая была возлюбленной Гильгамеша. Она ненавидела Энкиду и создала прибор, помогавший ей отслеживать его перемещения. Рамка реагировала на малейшие остаточные излучения биополя Энкиду.
По лицу Мурзика я видел, что он ничего не понял.
– То есть, – уточнил я, – если Энкиду недавно находился в помещении, с помощью рамки можно было установить это?
– Совершенно верно.
– И насколько чувствительна эта штука?
– Очень чувствительна, Даян. Вот смотри… Сейчас она должна будет отреагировать на твое биополе. Ведь твое биополе содержит в себе частицы биополя Энкиду.
Цира сомкнула пальцы на рукоятке рамки. Поднесла ко мне. Я непроизвольно отшатнулся.
Рамка тихо задрожала в руке у Циры, и неожиданно по алмазикам пробежали разноцветные искры. Потом раздалось гудение, и рамка начала вращаться в руке у Циры, сперва медленно, потом, разгоняясь, все быстрее и быстрее. Я ощутил знакомое потряхивание, как от слабого электрического заряда.
– Здорово! – восхитился Мурзик. – А как ты, Цира, это делаешь?
– Это не я делаю, – сказала Цира. – Это рамка. Сама.
– Сама?
Мурзик откровенно не верил.
Я решил вмешаться.
– Это научный прибор, Мурзик. Цира просто держит его в руке. За изолированную ручку.
– А, – сказал Мурзик.
Цира отняла рамку от моего лица и поднесла к Мурзику. Рамка дернулась, помедлила немного и вдруг завертелась чуть ли не с удвоенной скоростью.
– Эге, – сказала Цира, – а в Мурзике-то куда больше от Энкиду, чем в тебе, Даян.
Я обиделся, а Мурзик струхнул.
– Ты так, Цирка, не говори. Получается, что хозяин мой, значит, менее велик, чем я…
– Я говорила уже, что в бесконечной череде наших жизней все мы множество раз перебывали и хозяевами, и рабами, – сказала Цира. – Чему тут удивляться?
– Я не удивляюсь, – пробормотал Мурзик, – просто… нехорошо это как-то… неудобно.
Он отстранил рамку рукой.
Цира бережно убрала прибор в футлярчик. Закрыла крышку. Волшебный свет алмазов погас.
Цира сложила руки на крышке футляра.
– Что делать будем, братья Энкиду? – спросила она. – Спросите себя: тверда ли ваша решимость найти себе подобных и объединиться… слиться в едином герое?
Я знал, что мне страшно. Мне было очень страшно. У меня в животе все стиснулось – так мне было страшно. И в то же время в груди что-то расширялось и пело: еще бы, я стану, наконец, велик! Я вернусь в себя великого! Я вернусь… да, я вернусь домой. В изначальный Вавилон.
А что придется прекратить бытие ведущего специалиста фирмы «Энкиду прорицейшн» – ну так и что с того… Все равно это бытие было пресным, что тут говорить. По сравнению с ослепительной жизнью Энкиду любое бытие покажется пресным, как маца.
Стоп. Как называется наша фирма? «Энкиду прорицейшн»? Не Ицхак ли дал ей такое название? А не проверить ли Ицхака на энкидусодержащие элементы?
– Цира, – начал я, – мне тут пришло в голову, что я знаю еще одного Энкиду…
Приглашение провести вечерок у меня в гостях Ицхак принял с удовольствием. Мы даже не ожидали. Думали, начнет отговариваться, кричать, что занят, ссылаться на мамочку – мол, мамочка недовольна, что его, Изеньки, вечно нет вечерами дома.
Но Ицхак даже как будто обрадовался.
Впрочем, удивлялись мы недолго. Ицхак явился не один. Он притащил с собой Луринду.
Мурзик провел их в комнату и немного растерянно поглядел на меня из-за ицхакова плеча. В ответ я чуть пожал плечами: что поделаешь…
Луринду была очень некстати. Не говоря уж о том, что она – чужой человек, которого нам вовсе не хотелось посвящать в наши тайны… Неизвестно еще, как поведет себя Ицхак в ее присутствии. Может быть, проявит храбрость. Или напротив, сделается очень и очень осторожным.
В принципе, насколько я знаю Ицхака, он человек спокойный. Непробиваемо спокойный – несмотря на все его нервические выходки. Выходки – это так, на публику. А там, в необозримых глубинах души, пройдошливый семит всегда ясно понимает, чего хочет. Соотносит цели и средства.
Изредка пускается на авантюры. То есть, со стороны это выглядит авантюрой, а на деле оказывается хорошо продуманной акцией. Что дано, то дано – Ицхак умеет видеть на год-полтора вперед.
Именно по этой причине я рассчитывал на успех. Ицхак может нам поверить. А поверив, пойдет на эксперимент… Последствия могут быть самыми неожиданными, однако, скорее всего – опять же, насколько я знаю своего шефа, – положительными.
Но Луринду… Она могла спутать все наши замыслы.