Под скамейкой, предназначенной для задержанных, вились бесчисленные переплетения отопительных труб, так что сидеть на ней было жарко, вонюче и неуютно. К тому же здесь уже расположилась пьяная в умат здоровенная усатая бабища. Бабища пребывала в неглиже, открывавшем внушительное голое плечо и наколотую на нем розу в ладонях. Женя кое-как устроилась с краешку и стала оглядываться.
Как водится в таких заведениях, соляночка была сборная. Несколько проституток, томившихся, видимо, еще с ночи. Парочка отмороженных дебоширок, продолжавших по инерции материться и выяснять отношения. Ну, еще пяток перебравших зеленого змия блудных дочерей демократии… «Тигрятник» был небольшой.
«Вот уж истинно, от сумы да от тюрьмы…» Женя вздохнула, и в этот момент ее соседка открыла глаза и обратила мутноватый взор на Корнецкую.
— Пирохонкой угостишь, подруга? — осведомилась она басом, и в воздухе сразу повис запах густейшего перегара.
Женя принялась судорожно соображать, как бы половчее и, главное, безопасно ответить. Ей вроде доводилось читать про какие-то слова, которых, если не хочешь неприятностей, в местах заключения лучше не произносить. Кажется, нельзя говорить «спасибо», а только «благодарю»? И еще, входя в камеру, следует приветствовать старожилов не обычным «здравствуйте», а как-то иначе?.. И относится ли все это к женскому контингенту или только к мужскому?..
— Прости, родная, не курю, — сказала она наконец.
Как ни странно, вежливый отказ соседку удовлетворил. Обладательница татуированной розы пару раз икнула и заметила глубокомысленно:
— Да ты, девонька, вроде простячка брусовая и без понтов совсем… Не то что эти, раскрутки суфлеровые. — И, грозно сдвинув не по-женски клочковатые брови, сурово указала на куривших «Мальборо» проституток: — Попались бы они мне в кашаре.
Женя тактично промолчала.
— Знакомы будем, я Мужик Анфиска, — гордо представилась собеседница. И, видимо, отнюдь не мучимая с бодуна головной болью, прониклась к Жене доброжелательным расположением и принялась наставлять: — Ты, девонька, перво-наперво заделай себе из капронового чулка продолговатый мешочек. И как набьешь его горячей бронебойкой — вот тебе и готов подсердечник…
«Чего, чего?.. A-а. Понятно. Еще одна с острова Лесбос…»
Перед мысленным взором встали Анагора с Леэной, и Женя подавила вздох. Да уж. Те хоть рассуждали о десятой музе* божественной поэтессе Сафо. А не о дурацких «подсердечниках» из капронового чулка. Впрочем… Их бы на полгодика в нашу женскую зону. Небось быстро бы перековались.
А может, и нет…
— …Ну а лучше всего, чтобы положили на тебя глаз, да не какая-нибудь там ковырялка, а настоящий кобел, в деле многократно проверенный.
Мужик Анфиска на секунду закрыла глаза, видимо с удовольствием вспоминая былое, и, не поленясь, тут же продемонстрировала Корнецкой знаки своей доблести и достоинства — татуировку кабана, упершегося клыками в надпись по-французски «радость любви», а также наколотый на ягодице чей-то огромный глаз в правильной треугольной рамке.
Поднятая ею тема оказалась волнительной, в беседу включилась одна из проституток и принялась с жаром доказывать про «крутой аргон», возникающий при общении с каким-то «мотороллером».
Мужик Анфиска оставила Женю и переключилась на жрицу любви, завязалась яростная дискуссия. Воспользовавшись передышкой, Корнецкая опустила голову на руку и прикрыла глаза. «До чего ж вы мне все надоели. Тишины хочу…»
Ее как будто услышали. Крикливый спор прервался на полуслове, но прервался как-то очень тревожно и нехорошо. Старшина-помдеж, говоривший по телефону, тоже вдруг замолчал и, бросив трубку на аппарат, недоуменно уставился в зарешеченное окошко…
Наверное, так реагируют животные на готовое вот-вот разразиться землетрясение или цунами.
Кстати, за окном в самом деле истошно выли собаки…
И вот где-то далеко глухо содрогнулась земля, и все присутствующие ощутили, как здание оплота правопорядка жутко и медленно покачнулось от фундамента до крыши, а Мужик Анфиска вдруг закрестилась, быстро приговаривая:
— Святая Матерь Божья заступница, спаси-сохрани…
Небо за окном начало стремительно темнеть. На райцентр буквально навалилась снежная туча, да такая непроглядно плотная, что помдежу пришлось включить в помещении свет. Только свет недолго продержался, погас. Уже в темноте загрохотали листы железа, колеблемые на крыше могучими порывами ветра, и почти тотчас резанул уши звук сирены. Дуэтом с сиреной на столе дежурного по управлению завопил телефон.
Рявкнула сигнализация открываемого ружпарка. Коротко протопали по коридору покрытые накатом подошвы сапог. Личный состав УВД в экстренном порядке принялся вооружаться.