Вавилонская башня

Самый рослый из нападавших, бородатый, широкоплечий македонец, без всяких предисловий рассек воздух короткой медной дубинкой. Дубинка аж свистнула — разбойник намеревался с ходу оглушить Леонтиска, однако не вышло. Философ удивительно ловко пригнулся и, с силой пнув врага ногой в ребра, тут же мощнейшим ударом кулака приласкал в челюсть второго. Упав, тот выронил из рук похожий на загнутую лопату бронзовый топор с рукоятью из оливкового дерева.

Третий негодяй, мощный, крепкогрудый спартанец, быстро вытянул из-за пояса меч. Короткий клинок был железным и по форме напоминал ирисовый лист. С боевым криком «Эниалос!» спартанец ринулся на противника. Леонтиск был опытным бойцом, знакомым не только с благородным искусством греческого кулачного боя, но и с убийственной мощью панкратиона. Он понял, что дело приняло серьезный оборот, и в его руках мгновенно возник длинный кинжал из черной микенской бронзы, твердой, как хорошая сталь.

Клинки заскрежетали один о другой… Быстро обойдя вооруженную руку врага, философ полоснул спартанца по ребрам. Но тот, похоже, носил под хитоном нагрудник из ткани, пропитанной особым составом, от которого материя становится подобной броне. Нагрудник удержал секущий удар, и почти не пострадавший разбойник ответным выпадом проколол сопернику левое плечо.

Яростно вскричав, Леонтиск пошатнулся… В это время обладатель медной дубинки пришел в себя и, вскочив, занес свое оружие над головой для новой атаки. Но удара так и не последовало. Глаза македонца внезапно остановились, а еще секунду спустя по лицу хлынула кровь, смешанная с мозговым веществом. Так и не издав ни единого звука, разбойник мешком рухнул в траву.

Это Женя Корнецкая подобрала с земли тяжелый бронзовый топор. И с хладнокровием, немало удивившим ее самое, проломила нападавшему череп. После чего, кстати, не подумала с отвращением отбрасывать смертоносную «лопату» и в истерике визжать: ах, ах, караул-кошмар, я убила! Напротив, она вполне квалифицированно перехватила топор и оглядывалась по сторонам. «Да, убила. И еще убью, если кто сунется. Желающие есть?»

Между тем рана, нанесенная Леонтиску спартанцем, оказалась гораздо серьезней, чем показалось вначале. Из крупного сосуда возле ключицы толчками вылетала алая кровь. Философ продолжал сражаться с прежней отвагой, но силы уходили, движения утратили быстроту. Новый удар в грудь заставил его выронить кинжал.

Спартанец торжествующе рассмеялся, наслаждаясь бессилием жертвы, и это была его большая ошибка. Не привык душегуб до конца сохранять боевое сосредоточение, не приобрел глаз на затылке, а зря… Неуклюжий с виду топор в Жениных руках взвился по восходящей дуге, следуя за стремительным разворотом всего тела, — и со страшной силой ударил андроподиста чуть пониже того самого затылка, оборвав смех.

Третий разбойник все еще валялся в глубоком нокауте. Тем не менее он был жив, а значит, мог вскоре очнуться и стать снова опасным. Женя подобрала кинжал философа, склонилась над оглушенным и с прежним хладнокровием погрузила черный клинок ему в горло.

Больше в зарослях никакого движения не было заметно.

Леонтиск покидал этот мир с трудом. Каждая клеточка могучего тела до последнего боролась за жизнь. Женя склонилась над ним, провела рукой по волосам, заглянула в широко распахнутые глаза уходившего… В них не было ни отчаяния, ни страха, ни даже досады. Лишь спокойное, без тени тревоги, ожидание земного конца — и того, что должно было открыться за ним.

Так вот о чем он когда-то спрашивал оракула, вот о чем не пожелал ей рассказать. Леонтиск знал день своей смерти. И давно был готов к нему.

— Дорога на Дельфы… На развилке… свернешь влево. Прощай, богоподобная…

Тело философа затрепетало, вытянулось и застыло, а кровь, пузырившаяся на губах, начала успокаиваться. В самый последний момент эти губы осенила улыбка. Леонтиск ушел в вечность, как и подобало истинному эллину, — собранным и спокойным.

Женино сердце наполнилось пониманием жизни, а сознание стало пронзительно ясным и всеохватывающим. Она взялась за скользкую рукоять топора и принялась рыть под невысоким миртовым деревом могилу для Леонтиска. Земля была сплошной камень. Женя без устали расшатывала тяжелые глыбы, выворачивала их из вековых гнезд, отваливала в сторонку…

Потом молча предала земле окончившего свой путь философа.

Когда могильный холмик приобрел завершенный вид, она согнала бесчисленные полчища мух с тел убитых ею андроподистов и без всякой брезгливости принялась обыскивать трупы. Дойти нужно было обязательно.

ОРГАНЫ ЗНАЮТ ВСЕ…

РАПОРТ