Вавилонская башня

Поздно ночью партизаны были выведены на исходную позицию. Снайперов посадили на деревья и замаскировали так, что их не было видно даже с двух метров. Метатели гранат находились почти у самых стен лагеря. Их завалили мхом и ветками. Не смотря на то, что весна была тёплая, командир понимал, что после многочасового лежания на земле, как минимум, половина его войска после проведения операции заболеет.

Особенно зябко было под утро. Но натренированные командиром, бойцы лежали тихо, ничем себя не выдавая.

Командный пункт командира был расположен на небольшой возвышенности, оттуда в бинокль поочерёдно с Кузьмой он наблюдал за лагерем.

— А как мы узнаем, когда начинать? — спросил Кузьма.

— Ты ура кричишь, когда тебя в строю поздравляют?

— Кричу.

— Вот и они что-нибудь крикнут.

Никакого ура конечно не было. В одиннадцать часов кто-то громко выкрикнул "Зиг!". И тут же раскатистым эхом по всему лагерю прокатилось "Хайль!". Командир выстрелил из ракетницы. Моментально часовые на вышках упали, как подкошенные. Земля разверзлась и оттуда появились бойцы. Они, как молния, бросились к стенам лагеря. Из-за забора послышались крики — "Ахтунг!", но они ничего изменить уже не могли. В самом центре лагеря раздался взрыв огромной мощности и всё смолкло. Партизаны со всех сторон бежали спасать пленных. Теперь это была их территория, теперь они были там хозяевами.

К сожалению, обладать территорией, это не значит быть её хозяином. В то время, как партизаны уничтожали рудник и остатки эсэсовцев, выводили из бараков пленных и готовили их к переходу в партизанский отряд, трое руководителей искали одного человека, но никак не могли найти.

К командиру подбежал боец и чётко доложил:

— Товарищ командир, рудник уничтожен, пленные освобождены и подготовлены к переходу за исключением одного.

— Кто такой?

— Не знаю. Его в госпитале обнаружили. Очень тяжёлый, боюсь, транспортировки не выдержит.

— Какой он из себя? — спросил Кузьма.

— Лет сорока, блондин. У него ноги перебиты, нести придётся.

— Не тот. Наш молодой был и чёрный, — Ферзь разочаровано посмотрел на командира.

— А номер на нём был?

— Так точно, товарищ командир. Номер 95007.

— Ничего не ответив, Андрей Петрович бросился к госпиталю.

В одноместной палате, на койке явно предназначенной для офицерского состава, а не для пленных, лежал абсолютно седой человек, с опухшим от побоев лицом и совершенно отрешённым видом. Услышав, что в палату вошли, он медленно повернул голову. Взгляд его просветлел, и на лице появилось слабое подобие улыбки.

— Как же вы смогли, я же самого главного не сумел передать?

— Командир догадался, — сказал Ферзь.

— Самое главное ты передал, — продолжил командир.

— А я по себе уже панихиду отслужил.

— Ты же в Бога не веришь, — улыбнулся Кузьма.

— Теперь верю. А меня после построения расстрелять должны были. Это у них такой подарок к дню рождению Фюрера был приготовлен.

— Придётся ему без подарка обойтись, — зло сказал Ферзь.

— Сильно пытали? — спросил Кузьма.

— Сильно. Но я им ничего не сказал.

— Если бы ты сказал, нас бы всех положили, — сказал командир.

— Наших много погибло? — спросил Василий.

— Никого, — ответил Кузьма.

— А у них?

— Все.

Отряд численностью полторы тысячи человек готовился к передислокации. Пещера, ставшая уже родной, прощалась со своими постояльцами. За каменным столом сидели трое. Василий лежал рядом и с интересом слушал рассказ командира об удачно проведённой операции.

— Я решил перестраховаться, на случай если время построение нам так и не удастся узнать. Поэтому бойцы были подготовлены к многочасовой засаде. Я понимал, что конечности онемеют у них уже через час и о прицельной стрельбе можно будет забыть. Но тренировки сделали своё дело. Всё разыграли, как по нотам.

— Слава Богу, всё уже позади, — облегчённо вздохнул Василий.

— Не думаю, — задумчиво сказал командир. — Основная часть партизан теперь для нас люди незнакомые, а не все, как Василий, могут вынести пытки.

— Ты думаешь, он у нас? — спросил Кузьма.

— Даже не сомневаюсь.

— О ком это вы? — не понял Василий.

— Ясное дело о ком, о политруке, — пояснил Ферзь.

— Значит, вы его судить хотите? — спросил Василий.

Никто ничего ему не ответил.

— А в библии сказано: "не суди и несудим будешь".

— Ты не всю библию знаешь. Там ещё сказано: "предавший однажды, предаст не единожды", — пояснил Кузьма.

— Не думал, что ты библию читал, — удивился Василий.

— Приходилось, — коротко ответил тот.

Командир строго посмотрел на Кузьму.

— Можешь не сомневаться, командир, всё будет сделано, — понял его без слов лейтенант.

— А что с этим делать будем? — Ферзь кивнул головой в тёмную часть пещеры. — Я столько взрывчатки натаскал, на всю Германию хватит.

— Столько нам не унести. Люди истощены, а путь неблизкий. Заберём потом, когда всё утрясётся, — решил Андрей Петрович.

Нет необходимости объяснять значение слова — потом, ибо каждый знает, что первым синонимом к нему можно использовать слово — никогда.