Не знаю почему, но я решил усилить эффект. Так сказать, добавить остроты момента. А может, просто две кружки «капитанского чая», как у нас называли спирт с заваркой и жиром, сыграли свою роль.
– Так что, Вася? Ты слова вождя помнишь?
– Ка…как…какого из них? – сам того не подозревая, Вася выразил в своих словах всю мудрость народную. Действительно, какого из них?!
– Как это какого?! Самого главного, вот какого! – и я, самому же себе противореча, добавил: – Товарища Маркса, Энгельса, Ленина и дорогого Иосифа Виссарионовича…
От такого набора «страшных имен» Вася только что-то прокудахтал, как забитая лошадка, спотыкающаяся под хлыстом ямщика-самодура.
– Так, а ну! Давай репетировать, товарищ замначэкспедиции! Подставь одну щеку, а потом… за ней… вторую. Ну! Повтори!
– Подставь одну щеку, а потом, за ней, вторую! – бойко протараторил Вася. Видимо, понял, наказание будет несильным. И подставил вторую щеку, пока что целую.
Я почувствовал омерзение. Что-то ничтожное, словно я становился незрячим и поэтому слабым и никчемным, способным понукать разве что таким дерьмом, как Вася. Как будто я пошел не в сторону опушки леса, где зимовка и спасение. И даже не пошел по полю, утопая в снегу, туда, где верная смерть. А так и сел на краю поля. Просто сел и сдался. Вся моя жизнь мне представилась сразу, как что-то такое глупое, банальное. Что-то среднее между «краем поля» и «самим полем». Наверное, в такой же ситуации находится больной, который не выбирает, умирать или жить, а остается на больничной койке и писает под себя.
– Боже мой! – сказал я вслух. – Боже…
Вася съежился.
В кобуре «чесался» ТТ, который я, будучи начэкспедиции, наделенный особым приказом, имел право использовать как единственный и главный карательный орган нашего ответственного соцмероприятия.
Я достал пистолет, покрутил в руках. Вася согнулся, стал хлюпать носом. Подумал, что я его прямо здесь и отправлю к «главному вождю».
– Вставай!
– Я… я… – заскулил он.
– Вторую заповедь вождя, сука. Ну!
– Щеку…
– Что?
– Давай вторую ще-к-к-у…
– Не давай, а подставь, мудила… – я перехватил ТТ за ствольную коробку и со всей силы ударил во вторую щеку тяжелой рукояткой с высеченной звездой.
После удара я сразу увидел новый «туннель». Снежную тайгу, пути железной дороги, обмерзшие, кривые от постоянного хода перегруженных составов. И как один из таких составов двигается куда-то вперед, потом, со страшным скрежетом, выбивая из-под себя целые облака снега, валится на одну сторону. Следом увидел какой-то клубок. Красно-белый, сине-желтый, потом малиновый, зеленый, потом…
Потом очнулся и понял: надо быстрее ехать. Самое позднее – сегодня вечером. В крайнем случае завтра утром. Иначе уйдет. Что-то важное, что-то существенное уйдет и никогда не вернется. Как какой-нибудь предмет, который плывет по течению реки. Когда ты стоишь на берегу, видишь его. И у тебя есть всего несколько секунд, чтобы его достать, схватить. Как бы быстро ты ни плавал, всего лишь несколько мгновений. И все! Дальше он уплывет. Его не удержать ничем, не поймать. Вот и тут так же.
– Так, Вася! Давай грузиться. Бур грузи, все остальное по боку. Все остальное…
– А… палатки, Бэку? – простонал Вася, шаря по замызганному полу вагона в поисках выбитых зубов. Удар ТТ оказался действеннее моей руки.
– Бэку тоже грузи. Лагерь? Да хер с ним! У нас поезд, бур и Бэка. Все остальное на хер!
– А… а… – опять заколебался Вася. – А провизия, личный состав? То есть, прошу прощения, товарищи из экспедиции?
– Провизия, Вася?! Ты коммунизм едешь строить! Или нет? А?! На хера тебе провизия?!
– Слушаюсь, товарищ начэкспедиции. Разрешите идти?
– Иди, иди!
Вася открыл тяжелую дверь, спрыгнул и побежал, еще качаясь от ударов. Я смотрел, как его пятки в казенных ботинках, грубых и наверняка жутко натирающих ноги, мелькали по направлению к складам.
Вот он, человек будущего. Жуткая смесь уродливого православия и кровожадного слепого фальшивого социализма.
Я вытряхнул из пачки «Казбека» папиросу, поставил чайник на примус, добавил жирного, настоявшегося, хоть и подмерзшего молока, а не оленьей дряни. Закурил, затянулся слабым табаком. Наверное, какая-то смесь с табачной трухой. Как же не хватает крепкой махры деда Матвея!
Бэку погрузили первой. Колеса с трудом проворачивались, не говоря уже о том, чтобы завести двигатель. На таком морозе для этого пришлось бы долго жечь мазут под капотом, времени не было.
Вася бегал вокруг, покрикивая на бывших солдат, а ныне рабочих экспедиции.
Я просто сидел и смотрел со стороны, из теплого вагона. Начэкспедиции все-таки!
Потом в голове замутило, и я вышел подышать воздухом, сел на рельсы, достал еще одну папиросу, хотя от их горького привкуса уже было невыносимо во рту.
– Вася! Давай живее! Или ты что, из отбросов кулацких будешь, а? Так я тебе покажу! – и я потряс ТТ, который сейчас показался еще тяжелее.
Вася, который и так бегал со всех ног, командуя погрузкой бура, забегал еще быстрее.