Вавилон

– Я не ожидал, что армия Набусардара окажет столь упорное сопротивление, – сказал Гобрий.

– А я знал, я был готов к этому. Никогда не рассчитывал я на слабость армии Набусардара. Я предвидел, что против него нам придется применить особое оружие. Мы будем стоять у ворот Вавилона до тех пор, пока у них не иссякнет провиант. Я возьму их измором!

– А если на это потребуется год?

– Хоть год.

– Может статься, предусмотрительный Набусардар сделал запасы на два-три года.

– Позови ко мне Сан-Урри, – ответил на это Кир.

На все вопросы персидского царя Сан-Урри кивал, щуря под проницательным взглядом владыки мира и без того узкие щелки глаз.

– На сколько лет запасся Набусардар провиантом? Ты был помощником верховного военачальника, ты должен это знать.

– Набусардар готовился к длительной войне. Царские житницы полны ячменем и пшеницей, сушильни – мясом, подвалы – маслом и вином.

– В таком случае, – проговорил Кир, в упор глядя в глаза Гобрию, – в предстоящем сражении главной задачей твоих воинов будет пробраться к житницам, сушильням и подвалам с припасами. И да гласит твой девиз – жечь, жечь, жечь!

– Осмелюсь заметить твоему царскому величеству, – вставил Сан-Урри, – урожая с вавилонских полей хватит на целый год. Так что, если даже житницы и сгорят, новый урожай возместит убытки.

– Мы подожжем их поля накануне жатвы. Ни единого зернышка не должно попасть в закрома. Виноградники опустошим камнеметами, а на их скот наши маги с божьей помощью нашлют мор. Отравим питьевую воду, уничтожим все, чем они кормятся. Тогда они приползут ко мне на коленях и будут лизать пыль с моих башмаков и заплетающимся языком молить о пощаде. Ты понял меня, Гобрий?

Хотя он произносил фразу за фразой с самоуверенным видом, в голосе его сквозила горечь и тень омрачала его ясное чело.

– Да, – запнувшись, неуверенно ответил Гобрий.

– Да! – вскрикнул всемогущий царь и судорожно впился пальцами себе в лицо; из груди его вырвался хриплый, воющий стон.

Помедлив, Кир проговорил:

– Речи мои мерзки и спесивы. Отчего я так говорю? От отчаяния, верно… – Он криво усмехнулся. – Верно, я теряю рассудок при виде вавилонских стен. Что ж, они могучи, – он снова усмехнулся про себя, – но неужто персидский царь слабее их? Не верю я этому, не верю, Гобрий!

Склонив голову, Гобрий ждал приказаний.

– Мы возьмем Вавилон измором, Гобрий. Не приступом, а осадой и истреблением запасов истощим халдеев. Пусть твои воины не дают им покоя ни днем ни ночью, понимаешь, ни днем ни ночью!

Несмотря на жару и усталость, персы непрестанно совершали нападения на Вечный город. Стычки измотали солдат Набусардара, приходилось все время быть начеку. Случалось, персы группками проникали в город, прятались в садах, храмах или жилищах тех, кто ждал от Кира избавления. А через день-другой вдруг загоралась какая-нибудь из царских житниц. Нередко поджигателей ловили на месте и тут же учиняли над ними расправу. Но что значила жизнь для одержимого перса – он сделал свое дело, и это было для него главным. Одна за другой исчезали вавилонские житницы.

Медленно тянулся год, и люди с нетерпением ждали новой жатвы, но в пору буйного созревания вавилонские нивы и виноградники охватили пожары. В водоемах поселились демоны и увлекали человеческие жизни в царство теней, в царство смерти. А во время одной из стычек персам удалось через проломленные ворота загнать в город стадо зараженных чумой волов. Ужас угнетал души халдеев; ежедневно на них обрушивались все новые и новые беды. Неизбывное горе тех дней стерло улыбку с их лиц, потушило блеск в глазах, погасило огонь в крови. Жизнь в городе превратилась в жалкое, горестное прозябание. Вавилон, гордость мира, напоминал надломленный стебель золотистого лотоса, горделивого златорогого оленя, стремительный бег которого оборвала стрела охотника. Истощенный, измученный, израненный, он тем не менее не покорялся.

Да, Вавилон стоял, стоял наперекор всему!

Минул год. Пошел и второй – год больших надежд царя Кира: персидский властелин уповал, что голод наконец скосит все живое за неприступными стенами.

Но Вавилон стоял.

На исходе третьего полугодия Кир призвал мудрейших из магов и велел им воззвать к звездам. Как и прежде, сверкание светил пророчило: сын Камбиса, внук Астиага, сломит мощь Мардукова города.

– Сломит! – отчаянно воскликнул царь. – Сломит… Только это и слышу от вас, скажите лучше: кто потворствует Вавилону?

Главный маг услужливо ответил:

– Ниниб, податель силы, обитающий в Эпатутиле. Надо лишить город его бога, и тогда, о царь царей, врата Вавилона раскроются перед твоим войском.

– О! – вспыхнул Кир. – И для этого понадобилось полтора года! Почему вы не открыли мне этого раньше?

– Благоволение звезд неисповедимо, – увещевал его маг, – им угодно было открыть тебе это только теперь, однако теперь они открыли тайну будущего, простой же смертный узнал бы ее лишь на скорбном одре.

– Ты хочешь упрекнуть меня в неблагодарности? Или, может быть, в том, что я забывал богов?

Он запустил руку за пояс и, достав золотую цепь, бросил ее магу на протянутые ладони.