Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Сотни тысяч людей были исключены из коммунистической партии, многие люди творческого или интеллектуального труда получили запрет на профессию. Ни один чешский театр больше не играл пьес Гавела, издания его произведений были убраны из общественных библиотек. Директор театра «На перилах» запретил ему даже входить в здание. Сценарий черной комедии о пересадке сердца «Heartbeat», написанный Гавелом вместе с Яном Немецем, отправился под сукно.

Кинорежиссер Иржи Крейчик задумал снять фильм по «Уведомлению» и поехал договариваться с Гавелом в Градечек; однако он так боялся полицейской слежки, что оставил свою машину еще в Трутнове и 13 километров прошел пешком. Одна эта деталь очень красноречиво показывала перспективы появления в гусаковской Чехословакии подобного фильма, и, конечно, замысел Крейчика не перешел даже в стадию написания сценария.

В первой половине 70-х имя Гавела редко фигурировало в бумагах StB (зато из отчета 1972 года мы узнаем, что он употреблял ЛСД). В это время драматург, как пишут его биографы, много времени проводит в кафе и пивных, вместе с режиссером Юрачеком, актером Павлом Ландовским и еще парой друзей устраивая так называемые «вольные вторники». Денежных затруднений пока не было – об этом заботился «Rowohlt Verlag». Получая западные гонорары, Вацлав мог позволить себе дорогие заграничные товары. В это время он покупает себе в Градечек дорогую hi-fi-систему, его любимый музыкант начала 70-х – Джонни Кэш.

В Градечке атмосфера более спокойная, чем в Праге. Дача Гавелов становится местом притяжения для друзей. Туда приезжают старые товарищи Гавела: Иржи Кубена, Йозеф Тополь, Зденек Урбанек; появляются бывшие коммунисты вроде Павла Когоута или Людвика Вацулика. «Вацлав любил, когда туда приезжали люди разных взглядов, у него был дар объединять. Мы туда привозили двух огромных сиамских котов, а Марта Кубишова (известнейшая певица своего времени, жена режиссера Яна Немеца. – И.Б.) – двух собак. На первый взгляд ситуация кажется проблематичной, но у Гавела они спокойно лежали вместе у камина. И это для атмосферы Градечка весьма типично», – вспоминает жена Либора Фары Анна167.

С одной стороны, Гавел по-прежнему проводил много времени за литературным трудом (для него обычно отводились поздний вечер и ночные часы), а по утрам, как правило, долго спал под бдительной охраной Ольги. С другой стороны, условия работы слишком серьезно изменились. Вот как он сам описывает это в предисловии к изданию его пьес, вышедшему в 1976 году:

Я лишился возможности не только работать в театре «На перилах», но и вообще иметь что-то общее с чешским театром <…> Возможности быть поставленным за границей меня, конечно, никто лишить не мог, но это не было так важно – я слишком привык писать для конкретного театра и конкретной публики, из конкретной общественной ситуации и для нее. <…>

Август 1968 года не был привычной сменой более либерального режима на более консервативный, это не было традиционным ужесточением после послаблений, это было нечто иное: конец одной эры, распад духовного и общественного климата, глубокий ментальный надлом <…> Хотелось уже не смеяться, а кричать. Вполне естественно, что в этой ситуации я вдвойне чувствовал, что должен писать иначе, чем раньше.168

«Самая слабая пьеса»

В 1970-1971 годах Гавел пишет пьесу, которую, к сожалению, не ждет большая театральная удача, хотя эта вещь весьма интересна и сама по себе, и в контексте эпохи, и в развитии творчества Гавела. Речь идет о «Заговорщиках», или «Конспираторах» («Spiklenci»).

Действие происходит в вымышленной стране, которая, как можно понять, относительно недавно освободилась от диктатуры, демократия в ней еще очень уязвима. Группа военных, полицейских, судей и прокуроров обсуждает угрозу захвата власти бывшим диктатором Олагом – до недавнего времени он считался мертвым, но теперь стало известно, что Олаг жив и скрывается за границей.