За полгода до этого Лех Валенса и Вацлав Гавел воспользовались возможностью заговорить о расширении НАТО с Биллом Клинтоном – тогда оба они находились в Вашингтоне на открытии Музея Холокоста. Риторика Гавела при этом была несколько тоньше, чем у Валенсы. Последний напирал на извечные страхи Польши перед Россией и Германией. Гавел же сказал Клинтону, что НАТО должно создать в регионе пояс стабильности. На фоне мрачных событий в бывшей Югославии это звучало убедительно.
Ельцин, Клинтон, саксофон
Никто, впрочем, не хотел форсировать процесс расширения НАТО до переизбрания Бориса Ельцина. Ельцин и сам был против расширения, но еще радикальнее выступала оппозиция: в Белом доме понимали, что это может отнять предвыборные очки у Ельцина и отдать их коммунистам. Американский дипломат Джеймс Коллинз предупреждал госсекретаря Кристофера перед поездкой того к Ельцину в октябре 1993 года, что НАТО является для России болезненной темой: «Если НАТО примет политику, предусматривающую расширение в Центральную и Восточную Европу, не оставив дверь открытой для России, это будет однозначно воспринято в Москве как действие против России и русских»441. В мае 1995 года, когда Клинтон прибыл в Москву на празднование 50-летия Победы, Ельцин сказал ему, что не видит в расширении альянса ничего, кроме «унижения России»442.
Между тем еще в августе 1993 года, находясь с рабочей поездкой в Варшаве, Ельцин публично сообщил, что принципиально не возражает против вступления Польши в НАТО. «Нелегко было склонить президента Ельцина к такому символическому историческому жесту. Я использовал много аргументов, старался найти надлежащий подход. Когда казалось, что уже ничего не получится, я перед самым выходом к ожидавшим нас журналистам сказал: “Ну так как, господин президент, неужели вы скажете всему миру, что президент России что-то запрещает независимой, суверенной и демократической Польше?” И он ничего такого не сказал. Мало того, он письменно подтвердил и перед камерами сказал на весь мир, что не имеет ничего против вступления Польши в Североатлантический альянс», – вспоминал об этом Лех Валенса443.
Это событие позволило говорить, что «начало реального расширения [НАТО] положено пьяным Ельциным»444, а тогда переполошилось практически все окружение Бориса Николаевича, включая министра иностранных дел Андрея Козырева и министра обороны Павла Грачева. В последующие дни МИД постарался сохранить лицо, но при этом осторожно дезавуировать слова президента.
Сразу после Варшавы Ельцин отправился в Прагу, где Гавел пригласил его в ресторан U Zlaté třináctky на Нерудовой улице. Они уже встречались в неформальной обстановке в 1991-м, когда президент РСФСР приезжал в Чехословакию с деловым визитом. Поскольку Ельцин в то время главой отдельного государства не был, а Гавел не собирался занимать чью-либо сторону в их споре с Горбачевым, разговор прошел в ресторанчике U Kalicha – там, где у Гашека встречаются «в шесть часов вечера после войны». Гавел тогда заказал пиво, утку для Ельцина и что-то небольшое для себя – состояние здоровья уже ограничивало его в еде. Ельцин же расправился с уткой так быстро и легко, что, как предположил президент Чехословакии, легко бы съел еще одну.
Считается, что в разговоре с Гавелом U Zlaté třináctky Ельцин тоже не нашел принципиальных возражений против расширения НАТО, хотя, наученный варшавским опытом, громких заявлений не делал. «Незадолго до его визита министр иностранных дел Андрей Козырев произнес речь о сфере российского влияния в Центральной Европе. Это были для чехов весьма неприятные слова. А Ельцин сказал что-то вроде брежневского: “Это ваше дело”, но в отличие от Брежнева Ельцину можно было верить», – говорит переводчик и журналист Либор Дворжак445.
В октябре 1993 года была создана программа «Партнерство во имя мира», участие в которой для стран Центральной Европы должно было предшествовать членству в альянсе.
В январе 1994 года, за несколько дней до саммита НАТО в Брюсселе, Клинтон приехал в Прагу. Гавел загорелся тогда идеей отвести его в джазовый клуб Reduta, чтобы американский президент сыграл там на саксофоне. Поначалу американская служба протокола резко возражала, не желая разбавлять столь легкомысленным мероприятием серьезный визит, посвященный расширению военного блока. Кроме того, за несколько дней до поездки умерла мать Билла Клинтона, а это требовало полного пересмотра программы и отмены всех развлекательных мероприятий.