Франсуа рассказывал, что три батальонных командира, пять капитанов, два адъютанта и девять лейтенантов были убиты в жестокой схватке. Два атакующих батальона потеряли около 700 человек убитыми и ранеными, и неудивительно, что прусская контратака выбила французов из деревни. Франц Либер, семнадцатилетний доброволец из Берлина, участвовал в этой контратаке:
Наш боевой задор перешел всякие границы. Мое подразделение, словно в безумии, без стрельбы, бежало на противника, который отступал. За мной упал мой товарищ, я припустил вперед… Деревню пересекали густые живые изгороди, из-за которых в нас стреляли гренадеры, однако мы выбили их оттуда, одного за другим. Я позабыл, что нужно стрелять, и вообще позабыл совершенно, что я должен делать. Стянул с медвежьей шапки одного из гренадеров его красный плюмаж и размахивал им над головой.
Франц Либер добрался до центра деревни, обошел вокруг дома и всего в дюжине шагов увидел французского пехотинца.
Он целился в меня. Я направил ружье на него. «Целься хорошо, мой мальчик», – сказал сержант-майор, увидав эту сцену. Пуля противника задела мои волосы справа. Я выстрелил, и он упал. Оказалось, я прострелил ему лицо, он умирал. Это был мой первый выстрел за весь бой.
Сражение было отчаянным, в деревнях оно переходило в рукопашный бой. Французский офицер вспоминал, что на главной улице трупы были «навалены в два-три слоя. Кровь из них лилась потоками… разбитые тела и кости образовали месиво». Облачное небо заволокло клубами порохового дыма, извергаемого мощной пушкой, наполнявшей воздух рукотворным громом. Численное превосходство прусской армии позволяло удерживать французов, но французские войска выигрывали в качестве, поэтому они постепенно разрушали прусскую оборону. После одной из французских контратак прусский артиллерист, капитан фон Ройтер, увидел, что приближается линия вольтижеров, принял их за свою пехоту и приказал своей команде продолжать вести огонь по дальнему вражескому орудию. Однако вдруг батальонный хирург заметил, что это вольтижеры французские. Фон Ройтер вспоминал, что сразу проревел приказ: «Картечью по вольтижерам!»
В тот же миг они дали по нам залп… Этим залпом и разрывами пары снарядов убило или ранило всех лошадей, кроме одной, с левой от меня пушки… В следующий миг я заметил, что мой левый фланг обходят сзади, от ручья Линьи, французский штаб-офицер и около пятидесяти всадников. Когда они напали на нас, офицер закричал по-немецки: «Пушкари, сдавайтесь! Мы берем вас всех в плен!» С этими словами он яростно рубанул моего наводящего, но тот увернулся, прыгнув через мертвую лошадь. Удар был такой силы, что сабля вонзилась в седло и крепко застряла там. Пушкарь Зиберг подхватил ганшпуг[8] от 12-фунтовки и со словами: «Я ему покажу, как берут в плен!» нанес по медвежьей шапке офицера такой удар, что тот с разбитым черепом повалился со своей серой лошади.
День сменился сумерками, а перевеса в сражении так и не наступило. Пруссаки держались, но корпус генерала д’Эрлона, конечно, уже спешил, чтобы, словно гром, обрушиться на их открытый правый фланг.