Василий Шульгин: судьба русского националиста

24 февраля, в пятницу, бастовали до 170 тысяч рабочих. На городских окраинах шли митинги, охватывая все больше районов. Большевики объявили забастовку политической, их поддержали социал-демократы (меньшевики) и эсеры. (Лозунги: «Долой царское правительство!», «Долой войну!», «Да здравствует Временное правительство и Учредительное собрание!».) Всюду революционное возбуждение. Забастовщики врывались на работавшие предприятия, останавливали их. Хулиганы били витрины, громили лавки. Сегодня этот взрыв назвали бы «оранжевой революцией» или, точнее, — «хлебной».

В полдень полиция уже тонула в толпах, в полицейских стреляли. Казаки вели себя пассивно.

Хабалов распорядился ввести «третье положение» плана по охране порядка — передать ответственность войскам. При этом совершенно не учитывалось, что армейские офицеры не знакомы со спецификой полицейской службы и плохо знают город.

24 февраля бастовали 197 тысяч рабочих.

25 февраля, когда не вышли на работу уже 240 тысяч рабочих, Хабалов несерьезно пригрозил досрочно призвать молодежь в армию.

В этот день военный министр Беляев советовал Хабалову: «Ужасное впечатление произведет на наших союзников, когда разойдется толпа и на Невском будут трупы».

Капитан де Малейси привел один факт, показывающий, что забастовки и демонстрации имели не только стихийный характер, но и организовывались.

«Заодно с Германией, не ведая, однако, об этом, поскольку оба направления действий шли на параллельных курсах, видным организатором выступил британский посол сэр Джон Бьюкенен, верховодивший всем заодно с Гучковым. В дни революции русские агенты на английской службе пачками раздавали рубли солдатам, побуждая их нацепить красные кокарды. Я могу назвать номера домов в тех кварталах Петрограда, где размещались агенты, а поблизости должны были проходить запасные солдаты»^[263].

Вечером 25 февраля царь телеграфировал Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией».

Александра Федоровна, связанная по рукам и ногам разыгравшейся болезнью детей (корь, температура у двух дочерей и сына выше 39 градусов), в ответ на информацию о событиях в столице просит: «Не надо стрельбы». Она не понимает происходящего, заявляет: «Я верю в русский народ… В его любовь и преданность государю. Все пройдет, и все будет хорошо».

Правительство и генерал Хабалов демонстрировали растерянность.

В ночь на 26 февраля были арестованы около ста членов революционных организаций, что министр внутренних дел Протопопов представил в Ставку как полную победу над беспорядками.

26 февраля войска начали стрелять по толпе.

Несмотря на революционный характер событий, Протопопов продолжал информировать императрицу о локальности выступлений. Александра Федоровна была дезориентирована и в свою очередь дезориентировала царя. Шаткий порядок управления, созданный с назначением в 1915 году императора Верховным главнокомандующим, рушился.

Родзянко направил в Ставку правдивую, но противоречившую правительственным донесениям телеграмму: «Положение серьезное. В столице анархия. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».

В этой телеграмме все соответствовало действительности. Но она легла на другие телеграммы, в которых обстановка описывалась иначе.

Правда, телеграмма Родзянко по указанию генерал-адъютанта Алексеева была перенаправлена командующим фронтами с просьбой поддержать обращение председателя Думы.

Ответили Рузский и Брусилов: сообщили, что выполнили указание.

Хотя с какого такого воинского устава генералы получили право соваться не в свои дела?

Революции начинаются как будто случайно, почти из ничего. Из разговоров, сплетен, слухов, зависти, страха, инфляции, роста цен. Да мало ли из чего еще!

В ночь с 26 на 27 февраля премьер-министр Голицын сообщил Родзянко об указе царя о прерывании думской сессии. При этом никаких полицейских мер предпринято не было, доступ в Таврический дворец оставался свободным. Если при роспуске 1-й и 2-й Государственной думы Таврический был окружен войсками, то сейчас об этом никто не позаботился.

Февральская революция в России зарождалась из недовольства образованных и самодостаточных людей неумелыми и неэффективными действиями власти. Это было недовольство внутри одного круга, недовольство родичей. Неспроста Милюков пытался удержать Гучкова от организации военного заговора, считая самым правильным парламентский путь борьбы. Но и Милюков перехлестывал.

Впрочем, большинство устроителей Февраля, оказавшись вытесненными из России, смогли в эмиграции вполне насладиться результатами своей деятельности. И многое обдумали русским задним умом, как мы знаем, особенно крепким.