Накануне отъезда император встречался с министром внутренних дел Протопоповым, и тот заверил о полном контроле над положением в Петрограде и стране.
А что беспокойная Дума, Прогрессивный блок и прочие шаткие господа? Победа всех успокоит. После победы государь планировал разрешить «правительство доверия», а на Пасху текущего года объявить об отмене «черты оседлости» — да она фактически уже отменена его указом от 18 октября 1916 года: всем евреям разрешено жить в Москве и других городах, кроме прифронтовых.
Особенно важным представляется решение верховной власти привлечь в ближайшей перспективе оппозиционеров в правительство.
Гучков, когда в 1930-х годах давал обширное интервью, в этом месте попросил выключить магнитофон.
Что хотел скрыть Гучков? Масонские секреты? Есть предположение, что он тоже был масоном, но в 1920 году «уснул»[254]. В книге Н. Н. Берберовой «Люди и ложи» сказано: «Гучков и Некрасов поровну поделили черты Петра Степановича Верховенского из „Бесов“»[255].
Что же касается намечаемой либерализации, Глобачев на эту тему высказался конкретно: «Уже после переворота, когда я встретился с бывшим министром юстиции Добровольским в одном из мест заключения, он мне говорил, что указ об ответственном кабинете был подписан Государем и находился у Добровольского в письменном столе; он должен был быть обнародован через Сенат, на Пасху. Временному правительству, очевидно, это стало известным, но оно по весьма понятным причинам об этом умолчало»[256].
Глава двадцать третья
Транспортная инфраструктура трещит от перегрузки. — Продовольственная проблема — символ беспомощности правительства. — Забастовки. — Ошибочная оценка ситуации. — Царская семья в заложниках. — Генералы решают пожертвовать императором. — Зверское обличье революции
Однако общее неблагополучие было и в экономике. Начиная со второго полугодия навалилось все сразу — товарный голод и чуть ли не удвоение, по сравнению с мирным временем, цен — например, на гвозди. Крестьяне из-за неравноценного обмена перестали продавать хлеб, прятали его, боясь реквизиций и дожидаясь лучших времен. К тому же железные дороги, и без того перегруженные, по-прежнему не справлялись с объемами перевозок; мешали снежные заносы, нехватка угля.
Распространялись тревожные слухи о роспуске Думы.
«Так началась февральская революция 1917 года. Ни Министр Внутренних Дел Протопопов с его Директором Департамента полиции, ни Главный военный начальник генерал Хабалов не поняли истинного характера возникшего движения. Участие женщин и детей в толпах укрепило их в несчастной мысли, что движение несерьезно. Крики же „Хлеб“, „Хлеб“, что было лишь тактическим приемом и разгром лишь одной булочной из числа нескольких тысяч, как бы зачаровал их, что всему виною недостаток, хотя и мнимый, хлеба.
На крики же „Долой войну!“, на разгром почти исключительно лишь заводов, работавших на войну, — не обратили внимания. 19 агитаторов, задержанных с поличным на месте преступления по снятию с работы людей, работавших на войну, не были преданы немедленно военно-полевому суду. Немедленный расстрел их по суду произвел бы охлаждающее действие лучше всяких военных частей.
В тот день бастовало до 50 предприятий, около 87 500 рабочих. Надо принять во внимание, что на Путиловском заводе по решению администрации, ввиду непрекращавшихся нарушений рабочими нормального хода работы, завод был закрыт с утра 23 числа. До 30 000 рабочих рассеялись по городу, возбуждая других объявленным „локаутом“.
Но даже Начальник Охранного Отделения в тот первый день революции не понял истинного характера движения и в своем докладе министру указывал как на причину беспорядков — недостаток хлеба. Легенда о недостатке хлеба и о мальчишках и девчонках как о зачинщиках беспорядков была передана Протопоповым и в Царскосельский дворец»[257].
Генерал Глобачев докладывал в Министерство внутренних дел:
«19 января 1917 года
Сопроводительное письмо начальника Петроградского охранного отделения К. И. Глобачева № 47 к осведомительному материалу, полученному от секретного сотрудника, направленное директору Департамента полиции.
Совершенно секретно.
Дума в своем нынешнем составе еще недавно считалась левой прессой и демократическими кругами „черносотенной“, „буржуазной“, „собранием прихвостней Горемыкина“ и пр. Заседание 1-го ноября 1916 года заставило широкие массы более доверчиво отнестись к Думе, в которой вдруг сразу увидели „лучших избранников народа“, „представителей Всея Руси“ и пр.